Читать книгу "Вежливость королев - Надежда Первухина"

— Вот и хорошо, — кивнул Гогейтис, возвращаясь к брошенной на столик книге афоризмов Вольера. Но и тут (на странице пятисотой, первый абзац, вторая строка) его ждала философическая загадка:

«Спящая женщина представляет для мужчины наибольшую, хотя и наисладостнейшую опасность».

«Чепуха! — Уильям сердито отбросил книгу — И этот философ считается самым мудрым! Вот спящая женщина. — Уильям посмотрел на Карину. — Вот я. Разве она для меня опасна? Глупость… Гламур меня побери, я не слышу ее дыхания! Уж не переборщил ли я с лекарством?!»

И Уильям склонился над безмятежным лицом девушки, стараясь уловить, дышит ли она…

Разумеется, она дышала. А вот у ученого, залюбовавшегося обнаженной шейкой, волосами, грудью, едва прикрытой кружевом сорочки, с дыханием стало… как-то не совсем.

— О нет! — прошептал безголовый Гогейтис, ощутив себя наконец не только ученым. — Как я посмею! Она так прекрасна, а я — ничтожество, каторжник без срока давности! Это невозможно! Мое дело — философия! Философия! Знание — вот настоящая сила мужчины…

И тут руки Карины коснулись его невидимого лица.

— Мне холодно без тебя, Уильям, — прошептала она, не открывая глаз.

И новое утро наступило. И солнечный свет залил герцогское поместье, как темное скеденское вино — новую скатерть. И любопытные сверкающие лучи проникли во все комнаты замка, исключая уборную и пыточную (потому что в них отсутствовали окна).

И солнечный свет разбудил Карину, грея ее обнажившееся плечо.

Она потянулась в постели, ощущая, что вчерашняя хворь и хандра действительно, как и предсказывал ее безголовый доктор, исчезли без следа. Осталась только радость — как бывало в детстве перед большим праздником, на который она пойдет в новом платье и с пышными бантиками, вплетенными в косички…

Карина весело взбрыкнула ногами, сбрасывая одеяло, перевернулась на живот и только сейчас обнаружила, что в постели она не одна.

— Доброго утра тебе, госпожа моя, — сказал Карине мужчина, глядя на нее глазами влюбленного.

Голос Карина знала прекрасно, доселе он принадлежал невидимому ученому…

— Уильям, — Карина коснулась пальцем небритой щеки мужчины, — а я тебя вижу. Всего.

Тот расхохотался и принялся обнимать Карину:

— Я стал видимым! Гламуры на мою голову, значит, таким оказался побочный эффект того, что было между нами ночью…

Карина вспыхнула и сердито освободилась из объятий:

— Тебе только и важны твои эксперименты да побочные эффекты! А я-то думала…

— Карина, госпожа моя возлюбленная! Прости меня, я сам не свой от счастья! И вовсе не потому, что снова стал видимым.

— А почему? — прищурилась Карина.

Уильям снова притянул ее к себе и зашептал на ухо. Лицо Карины сначала вытянулось, потом стало пунцовым, и, наконец, она со смехом простонала:

— Неужели и вправду столько лет?! Бедный ты, бедный…

— Карина, я так счастлив! — Глаза Гогейтиса возбужденно блестели. — Если б ты знала, как я страдал от того, что такое высшее существо, как ты, никогда не снизойдет до ничтожного ученого!

— Дурачок. — Карина ласково провела по носу своего неожиданного возлюбленного прядкой волос. — Мне с тобой хорошо…

— Правда?

— Правда…

— Тогда, может, повторим…

— Но только не в качестве эксперимента!.. Просто…

— И как тебе будет угодно, госпожа…

Весть о том, что ближайший друг герцога стал снова видимым, как все нормальные люди, облетела замок мгновенно. Правда, истинных причин, по которым оное превращение произошло, слуги не знали. Хотя по сияющим лицам Гогейтиса и Карины вполне могли догадаться.

После завтрака парочка опять направилась в парк, омытый вчерашней грозой и от того еще более свежий и благоуханный.

— Уильям! — воскликнула Карина, пока возлюбленный носился по лужайке, собирая для дамы сердца букет. — Мне кажется, что я знаю, на кого ты похож…

— На гончего пса. — Запыхавшийся ученый подскочил с букетом и обнял Карину. — Да?

— Нет, я не об этом… Вот ты говорил об искаженных отражениях людей в разных мирах… Знаешь, в том мире, где я жила, есть человек, внешне очень на тебя похожий.

— Ты с ним знакома? — ревниво спросил Гогейтис.

— Нет, что ты! Я только видела его фотографии… ну, портреты. С ним просто так не познакомишься.

— А кто он такой?

— Ой, он самый богатый человек нашего мира! И у вас даже имена похожи. Его зовут Билл Гейтс!

На лице Уильяма расплылось самодовольство.

— Самый богатый, говоришь? — переспросил он. — Значит, есть в мире справедливость.

— Ничего себе справедливость! Он там в золоте купался, а ты тут на каторге гнил. Или, допустим, я. Я же не королева, как ваша Абигейл, а вообще женщина без определенных занятий… — с грустью сказала Карина.

— Ты будешь королевой! — пообещал Уильям. Слова о том, что в некоем мире его «отражение» ворочает миллиардами, словно включили в сознании Гогейтиса некий генератор. — Мы сделаем из этого Ожерелья такой мир… Такой…

Но каким именно видел себе дивный новый мир Уильям Магнус Гогейтис, рассказать он не успел.

Потому что его прекрасная спутница вдруг завизжала, тыча пальцем в небо:

— Уильям, там дракон! Настоящий дракон!

Гогейтис успокаивающе погладил Карину по плечу:

— Не волнуйся так, милая. Да, это дракон. Но, насколько я помню, он совершенно ручной, да к тому же является собственностью герцога Рено. У драконов сильно развито сознание вассальной зависимости. И еще, кстати, это последний дракон из всех, которые когда-либо водились в тарсийских скалах. Это реликтовое животное…

Реликтовое животное между тем опустилось на полянку перед влюбленной парочкой (земля ощутимо содрогнулась) и, изящно вытянув чешуйчатую шею, обнюхало воздух.

— Он нас сожрет, да? — испуганно поинтересовалась Карина. Реплику о «сознании вассальной зависимости» она пропустила мимо ушей, она вообще мало что услышала из лекции Уильяма, во все глаза разглядывая существо, реальная внешность которого превосходила самые смелые голливудские фантазии.

Дракон в упор уставился на нее своими непостижимыми очами.

— Я что, так похож на поганого гламура, прекрасная госпожа? — холодным и надменным тоном осведомился он.

Карина опять взвизгнула:

— Он еще и разговаривает?

— Конечно разговаривает. Драконы весьма умны и обладают мудростью тысячелетий, — ввернул откуда-то цитату Уильям.

— П-понятно. — Карина перевела дух. — А кто такой гламур?