Читать книгу "Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни - Тереза Браун"

Стянув перчатки, чтобы повесить на велосипед замок, я встряхиваю голову. Моя подруга Бет, работающая вместе со мной медсестрой, рассказывала, что когда начинала работать, то по дороге в больницу останавливала машину, потому что ее начинало тошнить. После поездки у меня колотится сердце, однако физическая нагрузка помогает справиться с привычной тревогой перед началом смены. Вот я и на месте – мне сорок пять, у меня трое детей и докторская степень по английскому языку, и я работаю медсестрой. Медработники – другие медсестры, врачи – поначалу были во мне не уверены, полагая, что я сделала странный выбор, став медсестрой, а не преподавателем. Теперь же они все ко мне привыкли. Я прихожу на работу и выкладываюсь по полной; всем, кому это так важно, этого вроде как более чем достаточно.

Морозный ноябрьский воздух обжигает руки, пока я иду к больнице, однако стоит мне зайти за раздвижные стеклянные двери у входа, как меня обдает волной тепла. На спине проступают капельки пота, и я стягиваю свою ярко-желтую куртку, расстегиваю молнию на шерстяном свитере, снимаю шарф – все это на ходу. Хорошенько разогнавшись, я двигаюсь уже по инерции – так будет продолжаться все двенадцать часов, которые длится моя смена. Хорошо, что я работаю лишь три дня в неделю. Остальные четыре дня проходят куда в более спокойном темпе.

Несколько медсестер проходят мимо в своих белых медицинских костюмах, направляясь домой, а несколько врачей в белых халатах, карманы которых заметно топорщатся от сложенных бумаг, идут по коридору передо мной. Знакомый хирург выходит из столовой с бумажным стаканом кофе в руках, яростно прихлебывая, – напиток явно обжигает ему губы.

Вместе со мной в лифт заходят два резидента со свежими лицами – новоиспеченные врачи, проходящие дополнительную стажировку в больнице, – смотрят в свои записи и оживленно обмениваются хорошо знакомыми нам всем медицинскими сокращениями, многосложными названиями различных процедур и частей тела. Следом входит в характерном голубом костюме медсестра интенсивной терапии, с которой я дружу. Прямо перед тем, как закроются двери, успевает проскочить уборщица с пустыми мешками для мусора и шваброй с сухой тряпкой.

– Привет, – говорит Карла, медсестра интенсивной терапии, оглядывая меня с ног до головы и замечая трико, а также водонепроницаемую куртку в руке. – На велосипеде сегодня приехала?

– Ага.

– Не холодно разве? – спросила, скорчив гримасу.

– В движении терпимо.

– Ну ты и чокнутая, – бросает на прощание и выходит из лифта, помахав рукой.

Я громко смеюсь и тоже машу в ответ. Она скрывается из виду.

Когда я добираюсь до работы на велосипеде, это придает мне неожиданный заряд несгибаемой уверенности, которая так важна в здравоохранении. В больницах полно заботливого персонала, однако решительность и стрессоустойчивость здесь ценятся не меньше, чем сочувствие и эмпатия. Если использовать жаргон, то все сводится к тому, есть ли у человека «стальные яйца», чтобы сделать или не сделать. Контраст между состраданием, которым, по идее, мы должны обладать, и постоянными разговорами про «как раз их отращиваю» может быть разительным, однако, чтобы толкать вперед огромный валун, без увесистых «причиндалов» не обойтись.

Я зеваю, потом смеюсь про себя над тем, что даже две мили на велосипеде по морозу не смогли меня до конца разбудить. Снова зеваю, и уборщица ловит мой взгляд. «Я все слышу», – говорит она.

Доехав до своего этажа, я направляюсь переодеваться в туалет для персонала. Раньше у нас была раздевалка со шкафчиками и отдельным туалетом, однако ее потом перенесли дальше по коридору, отремонтировали, приукрасили, но при этом напрочь забыли про туалет. Мне по большому счету все равно, только вот приходится переодеваться здесь, и кто его знает, какие убийственные микробы могут обитать на полу, как бы часто его ни мыли.

Я стягиваю с себя одежду, в которой приехала, и надеваю медицинский костюм. Сделано. В зеркало мельком оглядываю свое лицо, просто чтобы убедиться, что не выгляжу потной и растрепанной. Никакого макияжа, потому что, как сказала одна моя знакомая медсестра: «Это грязная работа». Мой взгляд падает на отражение кулона в зеркале: Я ♥ Т-Е-Б-Я.

Я протягиваю руку и хватаюсь за него пальцами. «Вот так всегда», – думаю я.

С одеждой и сумкой в руках я пробираюсь в одних носках в нашу новую отремонтированную (но при этом ставшую менее гостеприимной) раздевалку. Быстрыми и отточенными движениями набираю нужную комбинацию на шкафчике, и дверца открывается. Здесь у меня лежит все необходимое на следующие двенадцать часов: шариковая ручка, фонарик, ножницы, клейкая лента, голубые колпачки для капельницы, спиртовые салфетки, шприцы с физраствором, а также перманентный маркер. Я распихиваю все это по разным карманам своего медицинского костюма и вешаю в шкафчик одежду, в которой приехала.

Велосипедные ботинки отправляются на общую полку для обуви в углу комнаты, и я переобуваюсь в мои больничные ботинки на толстой подошве. Оставляя рабочую обувь в больнице, я защищаю свой дом от многочисленных больничных микробов. Затем закрепляю свой бейдж с именем на груди, завершая превращение из обычного человека в медсестру. Мой обед, каким бы он ни был, отправляется в холодильник для персонала, и я включаю свой боевой настрой, мысленно отодвигая на задний план воспоминания о приятных домашних радостях.

Смена длится 12 часов. На протяжении которых в моих руках будут жизни нескольких людей, а я буду пытаться навести порядок в хаосе человеческих болезней.

Среди всех тех неопределенностей, что несет дежурство в больнице, одно я знаю наверняка. Готова ли я делать свою работу? Да. Сегодня и каждый день, во имя моих пациентов – и нет другого варианта; ответ всегда должен быть и есть утвердительный – только «да», и никак иначе.

1

7.03

На своем этаже я оказалась в 7.03. Должна была ровно в семь, однако я частенько вот так «опаздываю» – мой небольшой и весьма незрелый акт неповиновения.

Первой инструкцией, которую мне дали в больнице, была: «Если ты придешь пораньше – это вовремя, а если придешь вовремя – то уже опоздала». Про «а если ты опоздаешь…» не было и речи. Опоздание – это такая катастрофа, о последствиях которой лучше не говорить. Я же пришла на работу на три минуты позже положенного времени, и ничего ровным счетом не случилось.

Мои глаза широко раскрыты, мышцы напряжены, хоть в самом начале утренней смены редко случается что-то серьезное. На этаже достаточно тихо, и слышно, как слегка скрипит обувь, пока я иду. В «хороший день» в больнице вообще мало что происходит раньше восьми или девяти утра.

На сестринском посту сидят медсестры с ночного дежурства – они похожи на птичек, которым только и хочется, что спрятать свои уставшие головки под крыло. По их измученным лицам с тяжелыми веками сразу становится понятно, насколько трудно не спать и сохранять бдительность всю ночь напролет. Я редко работаю по ночам, однако когда работаю, то чувствую все это на себе. Я впадаю в ступор в два ночи, а потом снова – в четыре утра. Крепкий больничный чай, паршивый кофе, диетическая кола из торгового автомата – все это помогает, однако без помощи фармацевтики оставаться бодрой на протяжении всей ночи невозможно, а я не собираюсь связываться с таблетками. На следующий день, даже если я просплю чуть ли не до самого вечера, у меня такое чувство, будто на глазах пелена.