Читать книгу "Напиши себе некролог - Валерий Введенский"

– Это вы теперь такой щедрый.

– Я что? Разве тебя когда-нибудь обижал? – накинулся на него купец. – Со стола гостинцы посылал. На праздник деньгами одаривал.

– Простите, Гирша Менделевич. Анчутка меня попутал, – прослезился швейцар.

– Рассказывай дальше, – велел ему Яблочков.

– В пятницу, как только Гирша Менделевич с Беллой Соломоновной укатили, появился Иван Иваныч. Будто их караулил. Принес штоф столового вина: «Вечером дворникам поставишь, скажешь, известие из деревни получил, де, племянник родился. Предложишь радость такую обмыть. Только сам не вздумай из той бутыли хлебать, лишь пригуби для вида. Через час, когда дворники уснут, выйди на улицу и закури, то будет нам знак. Сразу подъедем».

– Подъедем? – переспросил Яблочков. – Значит, не в одиночку действовал?

Швейцар кивнул.

– Сколько их было?

– Трое. Иван Иваныч и двое парней. Шибко на него похожи. Наверно, сыновья.

– Возраст, приметы?

– Иван Иванычу за пятьдесят, старшему его сыну лет двадцать, младшему – пятнадцать или шестнадцать, кто их, пацанов, разберет? Носы у всех картошкой, волос русый. Старший с отцом наверх пошли. А младший при лошадке остался. Нервничал шибко. Особенно, когда околоточный мимо проходил. Но Степан Филимонович ни о чем спрашивать его не стал, записал себе номерок и дальше пошел.

– Околоточный номер телеги записал? – переспросил Арсений Иванович, не веря своему счастью.

– Степан Филимонович всегда все записывает. Где смитье[7]валяется, где штукатурка треснула, где на телегу вещи грузят. Потому что на память ужо не надеется, больно он старенький.

– Едем в участок, ты – с нами, – сказал Яблочков Захарке.

– Я-то вам зачем? Мне на пост надо. Ежели старший дворник отлучку заметит, со службы попрут…

– Служба твоя на этом закончена. Статья 1645 «Уложений о наказаниях уголовных и исправительных», – процитировал Яблочков на память. – «Те из пособников, коих содействие было необходимо для совершения преступления», наказываются по первой степени статьи 31-й Уложения о наказаниях». Так что ждет тебя, Захарка, дорога длинная в Иркутскую губернию.

– Да какой я пособник? В квартиру даже не подымался. И денег обещанных не получил. Иван Иванович сказал, что сам их Бусурину отдаст. Сказал, игрокам деньги в руки давать нельзя, сразу, мол, проиграешь.

– Повернись-ка, руки тебе завяжу, – велел швейцару Яблочков.

– Гирша Менделевич, да скажите, что я невиновный. И что хороший! Помните, Мойше вашему свистелку смастерил? То-то радость была у мальца. Пощадите, не виноват, – Захарка рухнул на колени.

Купец брезгливо отшатнулся:

– Как же не виноват? Ты на то и поставлен, чтоб имущество мое охранять.

Захарка стал биться головой о стену:

– Прошу, прошу…

– Вставай, хватит ныть, – дернул швейцара за воротник Яблочков.

Оба участка Коломенской части размещались в здании у Калинкина моста. Околоточный первого участка Степан Коптелов только-только вернулся с обхода и, чтобы согреться, гонял чаи с подчасками[8]. Увидев Захарку со связанными руками, воскликнул:

– Ну что? Доигрался? Я ведь говорил, что игра в горку тюрьмой закончится. И домовладельцу твоему указывал. А он в ус не дул: «А что такого? Я тоже картишки люблю».

– Сыскная полиция, чиновник для поручений Яблочков, – представился втолкнувший задержанного Арсений Иванович.

– Околоточный Коптелов, – вытянулся околоточный. – Чайку, ваше благородие, али покрепче желаете?

– Спасибо, тороплюсь.

– За что Захарку задержали?

– Воров в дом пустил.

– Не верьте ему, Степан Филимоныч. Это все жид, Тейтельбаум. Сам себя обокрал, а на меня указывает, – закричал Захарка. – Вернулся сегодня и все подчистую вывез. Шубы, шапки…

– А ну-ка, заткнись, – велел задержанному околоточный и приказал одному из подчасков: – Эй, Сковородников, отведи-ка в камеру…

– Нет, Захарку я с собой заберу, – остановил городового Яблочков.

– Зачем тогда пожаловали? – удивился Коптелов.

– Захарка утверждает, что в пятницу вечером, когда квартиру Тейтельбаума обносили, вы с обходом шли по Офицерской.

– Я по Офицерской десять раз на дню хожу.

– …и номер телеги, на которой приехали воры, записали…

– Сейчас поглядим. Так: «Офицерская, двадцать девять, девять двадцать пополудни, ломовая телега 17342».

– И не лень тебе, Филимоныч, под каждую дугу нагибаться[9]? – удивился городовой Сковородников, молодой розовощекий крепыш. – Шея-то, чай, не казенная.

– Может, и лень. И спина давно не гнется, – с нравоучительными нотками ответил околоточный. – Только, видишь, пригодилось мое рвение, благодаря ему воров сыщут.

– А тебе-то что с того? Награды-то им достанутся, – Сковородников кивнул на Яблочкова, – и благодарность от Тейтельбаума тоже.

– И хорошо. Ведь общее дело делаем. Сегодня мы сыскарям помогли, завтра – они нам. Главное, что обывателю от этого – спокойствие. А нам как раз за спокойствие жалованье и платят.

– Благодарю за службу! – сердечно поблагодарил околоточного Яблочков.

И тот, невзирая что штафирка[10]перед ним, вытянулся во фрунт:

– Рад стараться.

– Что ж, полдела сделано, – похвастался Яблочков Тейтельбауму, который ожидал их с Захаркой в пролетке. – Номер телеги мы знаем.

– И куда теперь? В городскую управу? – предположил купец.

– Что мы там забыли? – удивился Арсений Иванович.

– Разве не в управе номера выдают?

– В управе. Только там сегодня неприсутственный день, – напомнил Яблочков.

– Азохен вей! – воскликнул купец.

Арсений Иванович широко улыбнулся: ну, наконец-то, в Тейтельбауме «проснулся» еврей:

– Не волнуйтесь. Извозчиков мы ищем часто. И в неприсутственные дни, и в праздничные, и даже по ночам. По сей причине Крутилин добился, чтобы в сыскную представляли копию реестра.