Читать книгу "Битва цивилизаций. Секрет победы - Александр Севастьянов"

Лоренц видит во внутривидовой агрессии «часть организации всего живого, охраняющей систему жизни и самую жизнь… Как все земное, она может допустить ошибку и при этом уничтожить жизнь, но ее предназначение в великом становлении органического мира — творить добро» (128).

Он возвращается к этой основополагающей идее снова и снова:

«Агрессивность… направленная против собратьев по виду, как правило, не только не вредна для их вида, но, напротив, является необходимым для его сохранения инстинктом. Агрессия является подлинным, первичным инстинктом, направленным на сохранение вида…» (129);

Для сохранения вида важны различные функции агрессивного поведения (в том числе «такие формы поведения, которые на первый взгляд не имеют ничего общего с агрессией и даже кажутся ее прямой противоположностью»). Но основные три, это: «распределение особей одного вида по жизненному пространству, отбор в поединках и защита потомства» (124).

Да, агрессивность необходима любому виду для выживания. В том числе людям.

«Почему у тех видов животных, для которых совместная жизнь в небольших тесных сообществах является преимуществом, агрессия не была попросту “отменена”? Именно потому, что без ее функций не обойтись!» (178–179).

Финальный вывод об инстинкте агрессии Лоренцем сформулирован так:

«Избыточная агрессивность, которая еще и сейчас сидит у нас, людей, в крови… является результатом внутривидового отбора, действовавшего на наших предков десятки тысяч лет» (124).

Пусть читатель как следует проникнется и озадачится этим выводом. Наследие десятков тысяч лет… Нельзя верить, будто уговорами, убеждениями и законами можно запереть в аду демонов войны, имеющих столь почтенный возраст и происхождение.

В-пятых. Агрессия, связанная с базовым, важнейшим инстинктом продолжения рода, как уже ясно, выражается более всего в защите своих соплеменников и своей территории. Лоренц иллюстрирует этот тезис: «Совсем маленькие птенцы одного выводка еще в гнезде прекрасно знают друг друга и прямо-таки бешено нападают на подсаженого к ним чужого птенца, даже в точности такого же возраста. Вылетев из гнезда, они тоже довольно долго держатся вместе, ищут друг у друга защиты и в случае нападения обороняются сомкнутой фалангой» (216).

Лоренц приводит и другой пример, быть может менее лестный для человеческого самолюбия, но хорошо помогающий понять, с одной стороны, природу человека, а с другой — границы наших к ней возможных моральных претензий:

«Допустим, что некий объективный этолог сидит на другой планете, скажем, на Марсе, и изучает социальное поведение людей с помощью телескопа, увеличение которого слишком мало, чтобы можно было узнавать отдельных людей и прослеживать их индивидуальное поведение, но вполне достаточно, чтобы наблюдать такие крупные события, как переселения народов, битвы и т. п. Ему никогда не пришло бы в голову, что человеческое поведение направляется разумом или тем более ответственной моралью… Предположим теперь, что наш внеземной наблюдатель — опытный этолог… Тогда он должен был бы сделать неизбежный вывод, что человеческое общество устроено примерно так же, как общество крыс, которые тоже дружелюбны и готовы помогать друг другу внутри замкнутого клана, но сущие дьяволы по отношению к любому собрату по виду, принадлежащему к другой партии» (277–278).

Наконец, Лоренц окончательно переходит от животного мира к людям и пишет открыто, прямо и четко, отбросив все экивоки, намеки и сравнения: «Разумная, но нелогичная человеческая натура заставляет две нации состязаться и бороться друг с другом, даже когда их не принуждают к этому никакие экономические причины» (278).

Я бы назвал этот вывод этолога основным законом этнополитики.

* * *

Ни борьба социальных систем, ни борьба идеологий и религий, ни борьба экономических элит не являются первопричиной войн и не должны таковую заслонять.

Воюют не общественные системы, не философские и политические идеи, не деньги. Воюют народы, то есть люди одной породы, организованные в общества, воодушевленные мыслью и верой, экипированные по своим средствам. Одна порода воюет с другой. Показательно: по подсчетам Центра международных исследований при Дипломатической академии Министерства иностранных дел, из 150 наиболее крупных вооруженных конфликтов уже после Второй мировой войны 127 имели национальный характер. Какие еще нужны доказательства сказанного?

Победа в войне — это, в первую очередь, победа качества народа, качества породы. Они проявляются статистически. Не случайно древние говорили: один на один перс может одолеть эллина; исход схватки десять на десять предсказать трудно; но тысяча персов всегда побежит от сотни эллинов и будет разгромлена. Воистину так.

Все вышеописанное представляется мне разумным (в гегелевском смысле) и справедливым, полностью согласуется с диалектикой и теорией дарвинизма.

Не нужно думать о том, как обустроить будущее без войн для всего человечества. Это пустое занятие, наивная прекраснодушная утопия, способная лишь разоружить нас перед лицом опасности.

Думать нам, русским, нужно о том, как выстоять и победить в грядущих неизбежных войнах.

* * *

А теперь остается только вспомнить и признать, что глобальные войны за мировое господство, как правило, предстают перед нашим взором в виде гонки цивилизаций, где научно-технический прогресс тесно переплетается и сложно, но полно взаимодействует с общим духовным развития этносов. Взлеты и падения духа и интеллекта мгновенно отражаются на судьбе цивилизационных субъектов (этносов, рас или их союзов). Эти факторы питают военную составляющую глобальную претензий, быстро обеспечивая гегемонию либо упадок той или иной цивилизации.

Не все цивилизации былого выдержали эту непрерывную гонку, некоторые навсегда сошли с дистанции. Как в Старом, так и в Новом свете. Их трагическая судьба поучительна для всех, кто способен учиться.

Но три мировые мегацивилизации сосуществуют и ведут непрерывное соперничество уже многие столетия и даже тысячелетия: Китайская, Западноевропейская и Мусульманская (полиэтническая). В их мегавойнах, порой кровавых, а порой — бескровных, непрерывно решаются судьбы мира, народов и индивидов, они определяют прошлое и будущее планеты. То одна, то другая из них вырывается вперед, иногда на долгие столетия, но ни одна пока не в силах одержать окончательную победу.

Важно задуматься об истинных, глубинных причинах этих прорывов, разгадать секрет лидерства, приводящий к гегемонии сегодня одной, завтра другой цивилизации.

Для нас, русских, смысл этих раздумий в том, что мы, находясь на периферии западной цивилизации и имея длинный ряд принципиальных отличий от нее, обречены остро и непрерывно переживать ситуацию выживания. Таково наше постоянное (экзистенциальное, онтологическое) состояние. Мы знаем об этом из истории и собственного опыта.

Как периферийная цивилизация мы, подобно другим таким же (еврейской, японской, индийской и др.), не можем всерьез претендовать на мировое господство, но можем крайне важным, иногда решающим образом воздействовать на баланс сил. Что в очередной раз способно обеспечить наше выживание и прогресс. Таким образом, наше цивилизационное отставание для нас смерти подобно, а цивилизационный прорыв сулит мир и благоденствие.