Читать книгу "Королевский убийца - Робин Хобб"

В последний раз Баррич, Хендс и я сели позавтракать с Джонки. Я еще раз поблагодарил ее за все, что она сделала для моего выздоровления. Я взял ложку, собираясь приняться за кашу, и мою руку свело судорогой. Ложка упала. Я проводил ее глазами и упал вслед за ней.

Следующее, что я помню, – это темные углы спальни. Долгое время я лежал не двигаясь и не разговаривая. Состояние опустошенности сменилось пониманием того, что со мной случился еще один припадок. Он прошел; тело и разум снова подчинялись мне. Но я больше не хотел ими командовать. В пятнадцать лет, когда большинство людей только начинают входить в силу, я уже не мог доверить своему телу даже самую простую работу. Мое тело было разрушено, и я в ярости отказывался от него. Я люто ненавидел себя и искал способа выразить мое жестокое разочарование. Почему я не смог выздороветь? Почему я не поправился?

– На это потребуется время, вот и все. Подожди, пока пройдет полгода с того дня, как ты был отравлен. Тогда и оценивай себя.

Это была Джонки, целительница. Она сидела у огня, но ее кресло было задвинуто в тень. Я не замечал ее, пока она не заговорила. Она медленно поднялась, как будто зима заставила болеть ее суставы, подошла и встала у моей постели.

– Я не хочу превратиться в старика!

Она поджала губы:

– Раньше или позже, но тебе придется. Я, по крайней мере, очень надеюсь, что ты проживешь столько лет. Я стара, и мой брат, король Эйод, тоже. Мы не находим, что это такая уж тяжелая участь.

– Пусть мое тело станет телом старика, но только когда придет срок. Но так жить я не могу.

Она озадаченно покачала головой:

– Конечно можешь. Лечиться бывает скучно, но сказать, что ты не можешь так жить... Я не понимаю. Может быть, это различие наших языков.

Я набрал воздуха, чтобы заговорить, но в это мгновение вошел Баррич:

– Проснулся? Тебе лучше?

– Проснулся. Мне не лучше, – проворчал я. Даже мне самому это показалось ответом капризного ребенка.

Баррич и Джонки переглянулись. Она подошла к постели, похлопала меня по плечу и молча вышла из комнаты. Их очевидное спокойствие раздражало меня, и моя бессильная ярость возрастала, подобно приливу.

– Почему вы не можете вылечить меня? – требовательно спросил я Баррича. Он был обескуражен обвинительными интонациями в моем голосе.

– Это не так просто... – начал он.

– Почему? – я приподнялся в постели. – Я видел, как ты избавляешь животных от самых разных болезней. Лихорадка, сломанные кости, глисты, чесотка... Ты начальник конюшен, и я видел, как ты со всем этим справляешься. А почему ты не можешь вылечить меня?

– Ты не собака, Фитц, – тихо сказал Баррич, – с животным проще, когда оно серьезно заболеет. Иногда я применяю исключительные меры и говорю себе: “Что ж, если собака умрет, она, по крайней мере, не будет больше страдать. Смерть избавит ее от мучений”. Я же не могу поступить так с тобой. Ты не собака.

– Это не ответ! В половине случаев стражники идут не к врачу, а к тебе. Ты вынул наконечник стрелы из раны Дэна. Ты разрезал ему всю руку, чтобы это сделать! Когда лекарь сказал, что нога Грейдин слишком воспалилась и ее придется отнять, она пришла к тебе, и ты спас ей ногу. А лекарь все время говорил, что заражение пойдет дальше, Грейдин умрет и ты будешь в этом виноват.

Баррич сжал зубы, пытаясь сдержаться. Будь я здоров, я бы остерегся его гнева. Но его терпимость ко мне в течение моей болезни сделала меня дерзким. Когда Баррич заговорил, голос его был тихим и сдержанным.

– Да, это было рискованно. Но люди, которые приходили ко мне, знали о риске. И, – он повысил голос, чтобы заглушить мои возможные возражения, – это были простые случаи. Я знал причину. Вынуть наконечник и древко стрелы и вычистить рану. Сделать припарку и выгнать гной из ноги Грейдин. Но твоя болезнь не так проста. Ни Джонки, ни я на самом деле не знаем, что с тобой. Последствия ли это яда, который дала тебе Кетриккен, когда думала, что ты хочешь убить ее брата? Или действие отравленного вина, которое тебе подсунул Регал? Или результат того, что тебя после этого избили до полусмерти? Может, это от того, что ты чуть не утонул? А может быть, это результат всех напастей вместе? Неизвестно. И поэтому мы не знаем, как лечить тебя. Мы просто не знаем.

При последних словах его голос дрогнул, и я увидел, что его привязанность ко мне пересиливает раздражение. Он прошелся по комнате, потом остановился и взглянул в огонь.

– Мы много говорили об этом. В преданиях Джонки есть многое, о чем я никогда раньше не слышал. А я рассказал ей о способах лечения, которые известны мне. Но оба мы согласились, что твой главный лекарь – это время. Смерть, насколько мы видим, тебе не грозит. Возможно, в конце концов твой собственный организм выгонит последние остатки яда или излечит какие-то внутренние расстройства.

– Или, – добавил я тихо, – мне суждено остаться таким до конца моих дней. Если этот яд или побои окончательно повредили что-нибудь во мне. Проклятый Регал – так бить меня, ногами, когда я уже был связан.

Баррич словно окаменел. Потом он опустился в кресло в тени у очага. Голос его был печальным:

– Да. Это тоже возможно. Но разве ты не видишь, что у нас нет выбора? Я мог бы дать тебе снадобье, чтобы попытаться выгнать из тебя яд. Но если это какое-то повреждение, а не яд, такое лечение только ослабит тебя, и тогда выздоровление займет гораздо больше времени. – Он посмотрел в огонь, поднял руку и коснулся белой пряди в волосах. Не я один стал жертвой предательства Регала. Сам Баррич только что оправился от удара по черепу, который убил бы любого другого. Я знал, что много дней подряд у него кружилась голова и было расстроено зрение. При мысли об этом я почувствовал некоторые угрызения совести.

– Так что же мне делать?

Баррич вздрогнул, словно его внезапно разбудили:

– То же, что и раньше. Ждать. Есть. Отдыхать. Успокоиться. И посмотреть, что из этого выйдет. Разве это так уж плохо?

Я пропустил вопрос мимо ушей:

– А если мне не станет лучше? Если судороги и припадки так и будут продолжаться?

Он долго не отвечал.

– Живи с этим. Многим приходится жить с гораздо худшими хворями. Большую часть времени ты здоров. Ты не слеп. Ты не парализован. Ты не потерял разум. Прекрати мучить себя тем, чего не можешь изменить. Почему бы тебе не подумать о том, чего ты не потерял?

– Чего я не потерял? Чего я не потерял? – Моя ярость взвилась, как стайка испуганных птиц. – Я бессилен, Баррич. Я не могу вернуться в Баккип таким. Я бесполезен. Я хуже чем бесполезен, меня в любой момент могут убить. Если бы я мог вернуться и втоптать Регала в грязь, это имело бы какой-то смысл. А я должен буду сидеть с принцем Регалом за одним столом, быть вежливым и почтительным с человеком, собиравшимся свергнуть Верити и вдобавок убить меня. Мне невыносима даже мысль о том, что он увидит меня дрожащим от слабости и сотрясаемым судорогами. Я не желаю смотреть, как он улыбается, видя, что сделал со мной. Я не хочу быть свидетелем его триумфа. Он снова попытается убить меня. Мы оба знаем это. Может быть, он понял, что не в силах соперничать с Верити, возможно, он будет даже с уважением относиться к правлению своего старшего брата и его молодой жены. Но я сомневаюсь, что это распространится на меня. Я для него – еще одна возможность причинить боль Верити. А когда он явится ко мне, что я смогу сделать? Я, сидящий у огня, как парализованный старик, и не делающий ничего. Ничего! Все, чему меня учили, все уроки Ходд, вся грамота Федврена, даже все то, что ты объяснял мне в конюшнях! Все – напрасно! Ничего этого я делать не могу. Я снова стану только бастардом, Баррич, а кто-то однажды сказал мне, что королевский бастард остается в живых, только пока он полезен. – Последние слова я практически выкрикнул. Но даже в своей ярости и отчаянии я ничего не сказал о Чейде и моем обучении дипломатии ножа. И в этом я тоже теперь был бессилен. Вся моя хитрость и ловкость рук, все точные способы убить человека одним прикосновением или сделать так, чтобы он умер в мучениях от смеси ядов, – все было недоступно ныне моему несчастному, разваливающемуся телу.