Читать книгу "Удиви меня - Софи Кинселла"

– Миссис Уинтер, очаровательная леди тридцати двух лет, не курит, придерживается здорового питания…

На словах «здоровое питание» Дэн подмигнул мне, но я сделала вид, что не заметила. Сегодня праздник, имею право себя побаловать. Да и как можно было устоять перед чудеснейшим двойным шоколадным муссом? Ловлю свое отражение в стеклянной дверце шкафа для медикаментов и, втянув живот, мгновенно выпрямляюсь.

Я блондинка с длинными волнистыми волосами. По-настоящему длинными, до пояса. Совсем как у Рапунцель. Сколько себя помню, у меня всегда были длинные волосы; даже помыслить не могу о том, чтобы их обрезать. Это моя отличительная черта, моя особенность. Папа так любил мои золотые косы. Очень любил.

У наших с Дэном девочек тоже красивые светлые волосы; я делала все возможное, чтобы подчеркнуть эту красоту: наряжала девочек сначала в милые платья и переднички, как у викторианских куколок, затем в модные сарафанчики и чудесные полосатые свитерки. По крайней мере, до прошлого года, когда девочки решили, что любят футбол больше всего на свете и готовы хоть до старости носить (уже порядком мне надоевшие) ярко-синие футболки с логотипом «Челси». Дэна я не виню. Почти не виню.

– Мистер Уинтер, богатырского сложения мужчина тридцати двух лет…

Доктор Бэмфорд зачитывает карточку Дэна, а я едва заметно улыбаюсь. «Богатырского сложения…» Дэну это понравится.

Конечно, мы время от времени ходим в тренажерку, иногда занимаемся спортом, но мускулистым я бы Дэна не назвала. Дэн просто Дэн. Такой, каким он был всегда. Такой, каким и должен быть мой Дэн.

– Вот и всё, в принципе. Отлично! – Доктор Бэмфорд закончил заполнять карточки и теперь смотрит на нас, улыбаясь во все пятьдесят два. Он носит парик; я это заметила сразу, как только мы вошли в кабинет, поэтому стараюсь ничем себя не выдать. Моя работа связана со сбором средств для Уиллоуби-хаус, крошечного узкоспециализированного музея в центре Лондона. Мне часто приходится общаться с почтенного возраста меценатами в дорогих париках. Какие только парики не мелькали у меня перед глазами: и откровенно ужасные, и те, которые смотрелись неплохо.

Ладно, ладно, беру свои слова назад. Парики всегда смотрятся отвратительно.

– Чудесная здоровая пара. – Доктор Бэмфорд одобрительно кивает, будто учитель, прочитавший хорошее сочинение. – Давно вы женаты?

– Семь лет, – отвечаю я, – три года встречались до свадьбы. Прошло десять лет со дня нашего знакомства. – Во внезапном порыве нежности кладу свою ладонь Дэну на запястье. – Сегодня тот самый день!

– Годовщина нашего знакомства, – подтверждает Дэн.

– Поздравляю! Любопытное у вас семейное древо… – Доктор Бэмфорд вновь погрузился в наши документы. – Бабушки и дедушки либо еще живы, либо покинули этот мир в довольно почтенном возрасте.

– Всё так, – довольно кивает Дэн. – Мои все живы-здоровы, а бабушка и дедушка Сильви здравствуют себе на юге Франции.

– Они закаленные французской анисовой настойкой, – улыбаясь Дэну, вставляю я.

– Но родителей осталось только трое?

– Мой отец погиб в автокатастрофе, – поясняю я.

– Ох. – Глаза доктора Бэмфорда светятся искренним сочувствием. – Но при жизни на здоровье он не жаловался?

– Что вы! У папы здоровья было хоть отбавляй! Он казался мне вечно молодым. Папа был удивительным. Он был…

Я не могу удержаться и лезу в сумочку за телефоном. Мой отец был невероятно привлекательным мужчиной. Доктору Бэмфорду нужно увидеть его, чтобы понять. Каждый раз, когда я разговариваю с людьми, которые не знали моего отца, во мне пробуждается странное чувство сродни возмущению, почти безмолвной ярости за то, что им уже никогда его не узнать, не почувствовать его крепкое, воодушевляющее рукопожатие; что они никогда не поймут, кого я потеряла.

Люди часто говорили, что мой отец похож на Роберта Редфорта[3]. У моего отца был тот же внутренний свет, та же харизма. Папа был добрейшим, золотым человеком до самой своей смерти, с которой я до сих пор не могу смириться, хоть и прошло уже два года. Бывает так, я просыпаюсь утром и представляю всего на пару секунд, что он снова с нами, что все опять по-прежнему. Но правда тяжелым грузом давит на плечи.

Показываю доктору Бэмфорду свою детскую фотографию с папой. Я нашла фотокарточку спустя несколько дней после его смерти и сфотографировала ее на телефон. Папа и я сидим на крыльце нашего старого семейного дома в тени прекрасных магнолий (этот снимок, должно быть, сделала мама). Мы смеемся над шуткой, которую я уже не вспомню, и солнечные зайчики скачут по нашим лицам и голым коленкам.

Я жду, что же скажет доктор Бэмфорд, подсознательно желая, чтобы он горестно воскликнул: «Какая ужасная потеря для всего мира! И как вы находите силы жить дальше?!»

Но, конечно, я никогда не услышу этого из уст врача. Я заметила, что чем больше времени прошло со дня смерти твоего близкого, тем сдержанней соболезнования окружающих. Доктор Бэмфорд просто кивает и отдает мне телефон, приговаривая: «Хорошо… Очень хорошо».

Он поднимает глаза на нас с Дэном и серьезно говорит:

– Вы, молодые люди, очевидно, взяли все самое лучшее от своих здоровых предков. Если исключить несчастные случаи, то впереди у вас еще много, очень много лет.

– Отлично! – улыбается Дэн. – Как раз это мы и хотели услышать.

– Все мы теперь живем гораздо дольше, – улыбка доктора Бэмфорда становится все шире. – Долголетие, знаете ли, – это сфера моих научных интересов. Ожидаемая продолжительность жизни растет с каждым годом. Но не все, к сожалению, это понимают. Правительство, специалисты по экономике, пенсионные фонды… Нет, они еще не осознали. – С губ врача сорвался короткий смешок. – Как долго вы надеетесь прожить? Каждый из вас?

– Ох, – задумался Дэн. – Ну не знаю. Лет восемьдесят? Восемьдесят пять?

– Девяносто, – самоуверенно вставляю я. – Моя бабуля прожила девяносто лет, что мешает мне прожить столько же?

– О, вы проживете сотню лет, – самозабвенно уверяет меня доктор Бэмфорд. – Даже больше. Сто два года. А вы… – врач смотрит на Дэна. – Наверное, все-таки сотню.

– Продолжительность жизни не может быть настолько высокой, – ахает Дэн.

– Средняя продолжительность жизни, нет, – соглашается доктор Бэмфорд. – Но ваш уровень здоровья намного превышает уровень моего среднестатистического пациента. Вы следите за собой, у вас хорошие гены… Я абсолютно уверен, что вы отметите свой сотый день рождения, – заключает врач и награждает нас благосклонной улыбкой, будто Дед Мороз[4], вручающий несмышленому чаду первый рождественский подарок.

– Ух ты!

Пытаюсь представить себя стодвухлетней старушкой, но ничего не выходит. Никогда бы не подумала, что проживу так долго. Я вообще не думала о том, сколько проживу. Будь что будет, всегда говорила я себе.

– Сто лет! – Дэн аж просиял. – А в этом что-то есть!