Читать книгу "Собачий архипелаг - Филипп Клодель"

– Разумеется, оттуда. Не с неба же они свалились! Правда, ты большим умом никогда не отличался, но ведь смотришь же телевизор, как все, или нет?

III

Спадон не стал тянуть резину. Не прошло и получаса, как он показался из-за уступа скалы, перегородившей пляж и заслонявшей вид на город и порт. Вместе с ним шел Мэр, а рядом следовал третий, в чьей грузной и сутуловатой фигуре все без труда узнали Доктора.

Увидев его, Старуха выругалась сквозь зубы. Собака радостно встретила вновь прибывших, рассчитывая на ласку, которой не дождалась.

– Что за тайны мадридского двора! Этот кретин мне так ничего и не сказал!

Виновный опустил голову. Мэр нервничал. Шестидесятилетний, как и Доктор, которого он знал с детства, Мэр был тощим, словно жердь, с сухим желтым лицом и седыми волосами, в то время как его приятель ростом и статью напоминал бочонок. Врач, лысый и краснолицый, с густыми нафабренными усами, закрывавшими верхнюю губу, никак не мог отдышаться. Его льняной костюм, некогда элегантный, теперь пестрел пятнами и прорвался в нескольких местах. На Мэре был простой рыбацкий комбинезон.

– Я просила позвать только Мэра.

– Да мы с Доктором вместе работали над проектом талассоцентра, будь он неладен. Скажете вы нам, в конце концов, что происходит?

– Покажи им.

Америка понял. Он нагнулся и подобрал с тента три удерживавших его голыша. Ветер сразу устремился под покров, надув его, словно беременный живот. В то же мгновение с неба камнем упали две огромные встревоженные чайки. Едва не полоснув крыльями по головам людей, которые инстинктивно втянули их в плечи, птицы тут же взмыли вверх, растаяв в облаках.

Стоило Америке открыть тела, как с лица Доктора немедленно сошла доброжелательная улыбка. У Мэра вырвалось ругательство, произнесенное им на диалекте тысячелетней, а то и больше, давности, где арабские слова соседствовали с испанскими и греческими. Избороздившие его лоб морщины свидетельствовали о том, что он понимал, сколько забот у него возникнет в связи с этим событием, истинный масштаб которого ему вдруг открылся.

Но самым удивительным, а вернее сказать, самым невероятным, был голос, внезапно донесшийся до них. Голос, не принадлежавший никому из присутствующих и заставивший всех вздрогнуть, будто среди них появился сам дьявол.

Путаница в мыслях и постепенно овладевавшее всеми чувство, что находящееся перед их глазами – не кошмар, не эпизод сериала, не страница детектива, а самая настоящая реальность этого промозглого сентябрьского дня, – помешали им услышать шаги приблизившегося человека, чей тихий, но полный ужаса голос прорвал тишину, как гной – нарыв, произнеся трижды: «Бог ты мой!» Вот отчего все вздрогнули и мгновенно ощутили враждебность к пришедшему: кому приятно, когда тебя застают в момент слабости и страха.

Взывавший к Богу был Учителем. Он работал в школе, приняв эстафету у Старухи. Учитель не родился на острове, а значит, считался чужаком. Старуха его не любила, да и вряд ли она вообще могла кого-то любить. Конечно, рано или поздно ей пришлось бы передать класс, но именно Учителя она воспринимала как вора. Он украл у нее работу, украл учеников, украл школу. Она его ненавидела.

У него была жена, по слухам, прежде работавшая медсестрой. Сначала она пыталась устроиться по специальности, но никто не предложил ей места. Тогда она попробовала открыть медпункт в школьной пристройке, но люди на острове привыкли лечиться сами, а в серьезных случаях обращались к Доктору. В конце концов ей пришлось запереться в четырех стенах, ничего не делая и изнывая от скуки. Остров стал ее образом жизни и тоской.

Поговаривали, что она чахнет, как брошенный на подоконнике домашний цветок, который почти не поливают. У супругов были десятилетние дочери-близняшки. Две веселые, беззаботные птички. Девочки никогда не разлучались и играли только друг с дружкой.

В то утро на Учителе были зеленые шорты, белая облегающая футболка с логотипом сотового оператора и кроссовки. Икры и ляжки он чисто выбривал, как профессиональный спортсмен. Кожа у него была по-женски ухоженной. Каждое утро Учитель совершал длительную пробежку, принимал душ, а уж потом отправлялся на занятия. Сейчас он не сводил глаз с трех мертвецов, в то время как внимание остальных полностью переключилось на него.

– Какого черта вы здесь забыли? – бросил ему Мэр.

– Бегал, как обычно. Увидел повозку и осла Америки. А вдалеке – всех вас. Потом полиэтилен. Тогда я догадался…

– Ну и о чем вы догадались?

Тон Старухи был не менее резким, чем у Мэра.

– О том, что произошло что-то необычное. Что-то серьезное. Я узнал Доктора, затем господина Мэра… Бог ты мой!

Он и не думал скрывать свое потрясение, в отличие от остальных, которые, хотя и были выбиты из колеи не меньше, но скорее дали бы себя убить, чем признались в этом. Несмотря на мощную рельефную фигуру, несмотря на силу, которая сочилась из всех пор его молодого натренированного тела – ему было слегка за тридцать, – Учитель казался беззащитным и уязвимым. Ему никак не удавалось перекрыть хлещущий ужас и остановить восклицания, куда имя Бога вливалось тоненькой струйкой чистой воды.

Старуха сделала это за него:

– Да оставьте же Бога в покое!

Учитель смолк. Больше никто не произнес ни слова.

Было еще рано. Едва ли восемь часов. Купол облаков опустился ниже, и рассвет окончательно растворился в ровной белесой мгле наступившего дня. Ветер, дувший с моря, усилился, и волны подобрались к ногам горстки людей, стоявших на берегу. Им пришлось отступить, чтобы не промокнуть. Всем вдруг стало холодно. Учителя, так того просто било мелкой дрожью. Кожа на его руках и ногах покрылась пупырышками, как у ощипанного цыпленка. И только три утопленника оставались спокойными и невозмутимыми.

Первым заговорил Мэр:

– Нас здесь шестеро. Шестеро, кому все известно. И все шестеро будут держать рот на замке. Вечером в девять мы встретимся в мэрии, а за это время я обдумаю наши последующие шаги.

– Последующие шаги?.. – удивился Учитель, стуча зубами.

– Молчите! – отрезал Мэр. – Вечером все обсудим. Но если кто-нибудь из вас заговорит или не явится на встречу, клянусь, что сниму со стены ружье и разделаюсь с болтуном.

– А с ними что будем делать? – спросила Старуха.

– Мы займемся этим со Спадоном. Америка, оставишь нам повозку и осла. Остальные могут уходить. И ты, Америка, тоже. Нас двоих вполне хватит. До вечера. И помните: я не из тех, кто бросает слова на ветер.

Все разбрелись. Старуха продолжила прогулку, словно ничего не произошло. Собака вертелась возле нее, довольная, как могут быть довольны только животные, живущие настоящим: не знающие ни прошлого, ни мук и вопросов будущего.

Силуэт Старухи вскоре растаял вдали. Учитель хотел было возобновить пробежку, но не вышло: он споткнулся несколько раз, затем перешел на шаг и двинулся дальше без цели, как автомат, часто оглядываясь на утопленников. Доктор направился к городу вместе с Америкой, а Спадон тем временем вернулся на пляж с ишаком и повозкой. Мэр принялся обшаривать свои карманы.