Читать книгу "Лароуз - Льюис Эрдрич"

Ландро и Эммалайн пришли в церковь на заупокойную службу, сели на задней скамье, а потом потихоньку вышли через боковую дверь до того, как маленький белый гробик понесли по проходу.

Эммалайн внешне напоминала ветвистое дерево, прекрасное в своей угловатости. Локти торчали, как сучья, а узловатые колени походили на выступающие корни. У нее был слегка крючковатый нос и яркие темно-зеленые волчьи глаза, которые унаследовала ее дочь Джозетт. У Сноу, Кучи и Лароуза глаза были как у отца — теплые, карие. Белая кожа светловолосой Эммалайн быстро покрывалась загаром. Ее муж, куда более темный, передал детям приятную смуглоту, так что те напоминали пшеничный хлеб, подрумяненный на огне. Эммалайн была самозабвенно предана детям. После того как те родились, Ландро понял, что ему придется занять второе место, но, если очень постараться, в один прекрасный день он вновь может стать первым в ее сердце. Возвращаясь домой после визита к священнику, она держала руку на бедре Ландро и крепко сжимала его колено, когда мужа начинала бить дрожь. На аллее, ведущей к дому, он остановил машину, но не выключил двигатель, и тот продолжал работать на холостом ходу. Неяркий свет клонящегося к закату солнца делал черты их лиц заострившимися.

— Я пока не могу пойти домой, — сказал он.

Она бросила на него тревожный взгляд. Ландро помнил ее, Эммалайн Пис, восемнадцатилетней. Тогда у них только что завязались романтические отношения, и она часто глядела на него вот так. Если она при этом улыбалась, это означало, что они вот-вот снова потеряют голову друг от друга. Он был старше на шесть лет. В то время они были горазды на всяческие безумства. Понимали, что сходят с ума, но ничего не могли с этим поделать. Они должны были прожить эту полосу жизни вместе и вместе очнуться от наваждения. Теперь Эммалайн понимала, что именно удерживает мужа.

— Я не могу заставить тебя войти в дом. И не могу удержать от того, что ты собираешься сделать.

Потом она наклонилась, взяла его голову в свои руки и прислонилась лбом к его лбу. Они закрыли глаза, как будто их мысли слились в одну. Затем Эммалайн вышла из машины.

Ландро выехал из резервации и направился к Хупдансу, где свернул в проулок, ведущий к винному магазину. Завернутую в пакет бутылку он положил на пассажирское сиденье. Потом долго ехал проселками, пока последние огни не скрылись из виду, после чего съехал на обочину и заглушил двигатель. Он просидел около часа с бутылкой, лежащей рядом, затем схватил ее и вышел в холодное поле. Ветер посвистывал у него над головой. Он лег на землю и попытался увидеть образ Дасти на небесах. Ландро предпринимал отчаянные попытки вернуться в прошлое и умереть прежде, чем он пошел на охоту в тот лес. Но каждый раз, закрывая глаза, он снова и снова видел мертвого мальчика на опавших листьях. Земля была сухая, звезды казались дырочками от пуль. Самолеты и спутники подмигивали с высоты. Взошла луна, загоревшись белесым светом, и наконец надвинулись облака, заслонившие все.

Через несколько часов Ландро встал и поехал домой. Ночник тускло светил из окна их комнаты. Эммалайн еще не спала. Она лежала, уставившись в потолок. Услышав хруст сухого гравия под колесами автомобиля, она закрыла глаза, погрузилась в сон и проснулась раньше детей. Она вышла из дома и нашла Ландро в парильне[12], завернувшегося в брезент. Бутылка все еще лежала в пакете. Он подмигнул жене.

— Ох ты, пузырь «Олд Кроу», — сказала Эммалайн. — Ты действительно собирался напиться.

Она поставила бутылку в угол парильни и пошла провожать детей до школьного автобуса. Потом она одела Лароуза, сама накинула теплую куртку, взяла спальный мешок и отнесла его мужу. Когда тот согрелся, она и Лароуз развели костер, бросили в него табака из специального кожаного кисета, а затем положили в огонь доставшиеся от предков камни. Становилось все жарче и жарче. Они также принесли медное ведро и ковш, одеяла и талисманы, короче, все необходимое. Лароуз помогал, чем мог, — он знал, что делать. Он был маленьким мужчиной, любимым ребенком Ландро, хотя отец соблюдал осторожность и никогда никому об этом не рассказывал. Когда Лароуз с серьезным видом присел на корточки на тонких и кривоватых, но сильных ножках и положил в ряд трубки родителей и собственную маленькую священную связку[13], большое лицо Ландро стало угрюмым. Он посмотрел вниз, потом в сторону, старательно отводя глаза, — так сильно мучили его собственные мысли. Когда Эммалайн заметила его смятение, она взяла бутылку и вылила ее содержимое на землю между ними. Как только алкоголь впитался, она запела старую песню о росомахе, квиингва’ааге[14], помогающую поддержать дух отчаянно пьяным людям. Когда бутылка опустела, она посмотрела на Ландро и увидела его взгляд, странный и отсутствующий. Тогда у нее возникли догадки. Ей стали понятны его мысли. Она замерла, с тоской уставившись на огонь, на землю. Она прошептала слово «нет». Привстала, порываясь уйти, но не смогла, и ее лицо, когда она села на прежнее место, увлажнилось слезами.

* * *

Они подкинули дров в костер, чтобы он горел жарче, вкатили в него восемь камней, потом четыре камня, потом снова восемь. На то, чтобы нагреть их, при этом то поднимая, то опуская полог, открывая и закрывая дверь, потребовалось много времени.

Но они понимали, что должны это делать. Ничего другого им не оставалось. Конечно, можно было напиться, но сейчас они не собирались этого делать. Теперь с алкоголем было покончено.

Эммалайн знала песни для вноса талисманов, для приглашения манидоога, аадизоокаанага[15] — духов. Ландро знал песни для животных и ветров, дующих в разных направлениях. Когда воздух стал густым от влажных и горячих испарений, Лароуз перекатился через спину, поднял край брезента и вдохнул холодный воздух. Он спал. Песни стали его сонными грезами. Родители пели существам, которых просили о помощи, а те пели предкам — таким далеким, что даже их имена были утеряны. Что же до тех, чьи имена еще хранились в памяти, имена, заканчивающиеся на «-ибан», то они продолжали существовать в мире духов, и с ними все обстояло гораздо сложнее. Они были главной причиной тому, что Ландро и Эммалайн теперь крепко держались за руки, бросая амулеты на раскаленные камни, а затем проливая горькие слезы, рыдая взахлеб.

— Нет, — сказала Эммалайн, застонав и оскалившись. — Раньше этого я тебя прикончу. Нет.

Он успокаивал ее, разговаривал с ней, молился вместе с ней. Ободрял. Исполнял вместе с ней Танец Солнца[16]. Они делились услышанным во время транса. Тем, что видели, пока постились на высокой скале. Их сын вышел из облаков и спросил, почему должен носить чужую одежду. Они видели, как Лароуз проплывает над землей. Он положил руку на их сердца и прошептал: «Вы будете жить». Теперь они знали, что означают все эти образы.