Читать книгу "Скандальная любовь - Бренда Джойс"

— О! — простонала в ответ Николь, прекрасно понимая, что ее унижают в ее собственном доме. Она редко выходила в свет, фактически уже несколько лет не появлялась в обществе. Знала ли эта женщина об этом? Очевидно, знала. Все знали.

— Конечно, вы придете? — Стаси любезно улыбалась. — Не так ли?

Николь не смогла улыбаться. Ей брошен вызов. А ей казалось, что та давняя история уже забыта.

— Так как? — Стаси продолжала улыбаться.

Николь были неприятны обе женщины, она видела, как они ждут от нее отказа. Ведь приглашение сделано не из дружеских чувств, а по формальным соображениям: все-таки она дочь графа Драгмора.

— Разумеется, я буду, — гордо произнесла Николь.

— Придете?! — не сдерживая удивления, спросила Маргарет.

Злость охватила Николь. Она не понимала, что от нее хотят. Ясно только одно — ей брошен вызов.

— До пятницы, — произнесла Николь, приподнимаясь с кресла.

Когда женщины ушли, Николь пожалела о своем решении. Но как можно было не принять этот вызов?

После того давнего скандала Николь стала объектом отвратительных сплетен и измышлений. Это было очень больно, но она продолжала вести себя так, словно ничего не произошло: ходила с высоко поднятой головой и не обращала внимания на сплетни. А когда скандал стал затихать, Николь со всеми распрощалась и перестала выходить в свет.

Ей нравилось вставать вместе с солнцем, целый день проводить верхом на лошади, присматривать за имением вместе с отцом и братьями. Николь любила семью, Драгмор и была вполне довольна своей жизнью. Правда, она скучала, когда Регина уезжала в Лондон и вела там светскую жизнь: одевалась в сказочные наряды, посещала балы, танцевала, встречалась с молодыми людьми. Николь порой тоже хотелось быть там. Регина всегда считалась красавицей, царицей бала, а Николь — никогда. Ее разглядывали, шептались за спиной, вспоминая скандал. Стоило только себе это представить, и всякое стремление к светской жизни исчезало.

А сейчас она не только должна идти на бал, но на сей раз это придется делать в одиночку. Ей еще не было тридцати лет, а до этого возраста леди не должна появляться на балу без сопровождения. Но она пойдет на маскарад одна. Раз уж вызов брошен, она пойдет обязательно. Будь она немного благоразумнее, она, как и подобает молодой леди, выбросила бы из головы Стаси Вортингтон и осталась бы дома. Но…

В ней всегда было что-то дикое, первозданное. Близкие люди говорили, что это у нее от отца, хотя тот был иного мнения. В свои двадцать три года Николь была достаточно зрелой, чтобы признать за собой эту черту характера. Именно эта дикость заставила ее принять вызов, брошенный Стаси, и наперекор здравому смыслу влекла ее на маскарад.

Николь всегда терпеть не могла правила и условности, которым подчинялись женщины ее времени. Слава Богу, что она была не одинока в этом. Таких бунтарок было очень мало, но они встречались. Предполагалось, что женщины ее круга могли заниматься только очень изысканными делами, достойными леди, — аранжировкой цветов, акварельной живописью, музицированием. Когда Николь было восемь лет, ее пытались обучить этим искусствам. Но уже тогда эти занятия приводили ее в бешенство. Она никак не могла смириться с тем, что ей надо сидеть и рисовать розы в то время, когда ее братья Чед и Эд вместе с отцом верхом на лошадях объезжают Драгмор, заезжают на фермы и на скотный двор. Конечно, ее заставляли заниматься благородными женскими делами, но она делала это с большой неохотой и буквально преследовала отца и братьев просьбами взять ее с собой — вольность, неслыханная для хорошо воспитанных девушек! Все свое детство и отрочество она сожалела, что не родилась мальчишкой. Если она не мчалась куда-нибудь с братьями верхом, то сидела дома и читала. Читала все — от сентиментальных стихов Байрона до трактата Джона Стюарта Миллза «О правах женщин». Родители не задумывались о ее мальчишеских наклонностях до тех пор, пока она не стала девушкой. Тогда они стали стараться не замечать ее поведения, нарушавшего принятые в светском обществе условности.

У нее было всего три дня для того, чтобы придумать себе какой-нибудь необыкновенный костюм для маскарада. Решила она эту проблему, обшарив огромный чердак в доме. Мать ее, Джейн Баркли, когда-то была очень популярной актрисой. Но после замужества бросила любительскую сцену и посвятила себя детям, мужу, имению Драгмор. До сих пор на чердаке стоял сундук с великолепными театральными костюмами.

Николь выбрала наряд цыганки. Она сама видела, что в этом ярком костюме, да с ее смуглой кожей, она выглядит настоящей цыганкой. Костюм был довольно смелым: блузка вызывающим образом сползала с плеч, юбка была лишь до колен. Когда Стаси Вортингтон и ее подружки увидят смуглокожую цыганку, они будут шокированы. Николь нисколько не сомневалась в том, что устроители бала не ждут ее. А родители, узнав, что она сделала, наверняка испытают нервное потрясение.

Николь ехала в просторной черной карете Драгморов, запряженной шестью серыми лошадьми. Четыре ливрейных лакея сопровождали ее. Она улыбалась оттого, что на ней был экстравагантный костюм, и оттого, что она уже сто лет не была на костюмированном бале. Ее охватило волнение. Круглый подъезд к дому, выполненный в григорианском стиле, был уже заполнен каретами и экипажами. Неожиданно какая-то карета в два раза больше ее собственной развернулась и стала перед ними. В лунном свете ее черные полированные борта блестели, а на двух дверцах висели огромные фонари, освещавшие дорогу. Герб представлял собой красно-черно-золотой щит, на фоне которого были изображены два льва, красный и золотой. Львы поддерживали серебряную ленту, на которой Николь с трудом разглядела надпись: «Прежде всего — честь». Столь претенциозный герб не мог быть ни у кого, кроме герцога Клейборо. Четыре вороных коня с золотым плюмажем на уздечках везли карету. Четыре лакея в прекрасных красно-черно-золотых ливреях стояли на подножках. Дюжина всадников с двух сторон кареты сопровождали герцога — все восседали на одинаковых гнедых лошадях, все в трехцветной форме герцога. Такой выезд был достоин и самого короля. Обе кареты стали на одной дорожке — карета Николь позади экипажа герцога. Николь удалось мельком увидеть почетного гостя. Это был степенный человек, одетый в черный фрак. Черный плащ с красной подкладкой ниспадал с его плеч. Герцогини с ним не было.

Николь помогли выйти из кареты, и она по ступенькам поспешила в ярко освещенный дом. Парадная дверь была открыта. Дворецкий принял ее плащ и даже бровью не повел, увидев ее наряд. До дверей бального зала ее сопровождал лакей. Сердце Николь замерло. Когда мажордом спросил ее имя, она механически ответила.

Ей мгновенно припомнились многие званые вечера, на которых она раньше часто бывала и где было совершено столько ошибок. Вся ее дерзость куда-то исчезла, и она ощутила страх.

— Хэдриан Брекстон-Лоувел, девятый герцог Клейборо! — объявил мажордом. За именем последовала длинная цепь его титулов.

Он оказался значительно выше, чем она предполагала, вероятно, на полфута выше ее. На широкие, мощные плечи опускались длинные темно-каштановые, частично выгоревшие волосы. Пожалуй, слишком длинные.