Читать книгу "Роковой сон Спящей красавицы - Мария Очаковская"

Месье Мэй, довольно потирая руки, обвел взглядом всех собравшихся и замер – Замчински исчез.

3. Арнольд Михайлович Каратов

Весь мир – театр, но труппа никуда не годится.

О. Уайльд

В четверг Арнольд Михайлович Каратов ушел из офиса раньше обычного и даже оставил машину на офисной парковке: с некоторых пор в центре Москвы стало надежнее передвигаться пешком. К сегодняшней, назначенной на восемь вечера, встрече ему хотелось подготовиться заранее. Он слишком долго ее ждал. И хотя времени оставалось еще предостаточно, он все равно то и дело поглядывал на часы. Погода стояла чудесная, вторая декада сентября – бабье лето: летняя духота ушла, но ясное небо и тепло остались.

Пройдя часть пути дворами, Арнольд Михайлович вышел на Тверскую, на ходу краем глаза поглядывая на свое отражение в окнах витрин: импозантный, холеный мужчина средних лет. Ему нравилось то, что он видел.

Дорога от офиса до «Елисеевского» отняла у него минут двадцать, за которые Каратов во всех подробностях продумал меню предстоящего ужина, определив его как «простой и легкий», ничего трудносочиненного, нарочитого. Ведь меню – это своего рода признание. Иногда накрытый стол и приготовленные кушанья могут рассказать о поваре больше, чем он сам считает нужным о себе рассказывать. Вот и сегодня Арнольду Михайловичу не хотелось бы обнаружить свою излишнюю заинтересованность в предстоящем визите, нетерпеливое его ожидание…

«Итак, зеленый салат с подкопченной семгой, затем говяжьи антрекоты средней прожарки с запеченными овощами: баклажанчик, болгарский перец, лук-шалот. А в качестве финального аккорда – сырная тарелка с виноградом…» – так решил Каратов, но, поглядев на лотки с виноградом, недовольно скривился:

– Девочки, ну это просто ни в какие ворота! Вы чем тут торгуете, изюмом? – притворно строго заговорил он с подошедшей продавщицей.

– Вчерашний завоз. Извините, Арнольд Михайлович. – Они были знакомы.

– Э-эх! И это в Елисеевском-то магазине! А еще боремся за звание дома высокой культуры быта! – произнес он голосом председателя Бунша из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».

Продавщица засмеялась.

Вместо винограда пришлось купить баночку французского горного меда, после чего он направился в винный отдел, где уверенно подошел к табличке с надписью «Италия» и, не глядя на ценник, положил в корзину три бутылки красного тосканского. Дома вино, разумеется, было, но в прошлый раз они пили именно это…

Тут Арнольд Михайлович, снова вскинув руку, посмотрел на дорогие швейцарские часы и нахмурился, но лишь для того, чтобы скрыть занимавшуюся на лице глупейшую улыбку, и сразу принялся раскладывать покупки в пакеты.

Сердце его пело, если бы он мог позволить себе бежать вприпрыжку, то непременно так бы и поступил, но до дома было уже рукой подать, а на улице могли встретиться соседи.

Глинищевский переулок (который Каратов по привычке называл улицей Немировича-Данченко) находился за вторым поворотом. Дорога, знакомая с детства. Двести сорок семь шагов, и вот она – московская достопримечательность, дом под номером 5/7 – подарок Сталина труппе Художественного театра. Когда-то здесь жили все корифеи МХАТа, включая самого Немировича-Данченко, и Книппер-Чехову, и Марецкую, и Тарасову, и Яншина…

Это была еще родительская квартира, которую отец Нолика получил в 1972 году. В том же году отцу должны были дать «народного», но из-за скандала со спектаклем к 7 Ноября не дали. В той постановке Михаил Арнольдович играл рабочего Кальске, укрывавшего Ильича у себя на квартире. Роль небольшая, но в лениниане небольших ролей не существует. Однако комиссия спектакль не пропустила. Звание «народного» Каратов получил позже, за «Чайку».

В отцовском доме Арнольд Михайлович пытался максимально сохранить прежнюю обстановку, оставить все так, как было раньше, тем более что было очень даже неплохо. Всюду – антикварная мебель, хоть и не музейная, но подобранная со вкусом и знанием дела, а не лишь бы что. Поэтому красное дерево не соседствовало с карельской березой, а карельская береза не мешалась с беленым дубовым гарнитуром. По стенам висела добротная живопись, акварели, старинные олеографии, фотографии, бисерные вышивки и, наконец, прекрасный портрет отца. Это был подарок от поклонников к его 50-летнему юбилею. И вообще, подарков в доме осталось множество, но не все подлежали экспонированию, а лишь некоторые редкие вещицы. К примеру, в витрине гостиной, как и при Каратове-старшем, стояла клетка с заводной птичкой, которая кивала головой, открывала клювик и пела. Английский механизм без реставрации работал уже 120 лет.

Но особой гордостью Арнольда Михайловича была не птичка, не мебель и даже не бронзовая люстра с рубиновым стеклом замечательной сохранности, а обои в кабинете. Рельефные обои Lincrusta английского производства (подобные когда-то поставлялись для вагонов метро) не переклеивались с 1936 года, то есть со времени постройки дома. Лишь недавно Нолик решился их немного подновить, за что заплатил круглую сумму.

А вот современный ширпотреб Арнольд Михайлович в свой дом не допускал категорически. Исключение составляли лишь мобильный телефон, компьютер и аудиосистема, выглядевшие как-то совсем уж противоестественно на общем реликтовом фоне квартиры.

Когда овощи были почищены, салат разобран и помыт, а пухлые розовые антрекоты томились в нежном маринаде (лимонный сок, соль, перец, мед, горчица), Арнольд Михайлович занялся сервировкой стола, покончив с которой направился в ванную комнату. Там принял душ и тщательно побрился, затем повесил свежие полотенца и перешел в спальню. Застыв на время у массивного шифоньера беленого дуба, где в идеальном порядке висели отутюженные сорочки, костюмы, клубные пиджаки, смокинги, он остановил свой выбор на льняных брюках и дорогой, но неброской шелковой рубашке навыпуск. Рубашка драпировала досадные округлости фигуры, кроме того, подчеркивала некоторую небрежность, неофициальность костюма.

Наконец, удовлетворенно оглядев себя в зеркале, Арнольд Михайлович присел передохнуть на кровать, но тотчас вскочил и принялся перестилать постельное белье:

– Кто знает… – улыбнулся он про себя.

Сигнал домофона застал Каратова у холодильника с прохладительным коктейлем в одной руке и бутылочкой парфюма в другой.

4. Таланты и поклонники

Есть только одна причина неявки актера на спектакль – смерть.

К. С. Станиславский

Когда полгода назад на общем собрании сотрудников Театрального музея им. Вахрушева[2] обсуждался план перспективных выставочных мероприятий и заведующая научным отделом Арина Ивановна Савинова выступила с идеей лемешевской выставки, то предложение ее было встречено без энтузиазма.

Мнения сотрудников разделились.