Читать книгу "Я говорил, что скучал по тебе? - Эстель Маскей"

У Эллы занято, а оставлять сообщение я не хочу. Отцу звонить тем более не хочется, но у меня нет выбора. Отыскав его номер, прижимаю телефон к уху, как вдруг замечаю своего самого младшего сводного братишку, Чейза. Он прогуливается возле ресторана «Бабба Гамп» в гордом одиночестве. Непохоже, чтобы он потерялся, вид у него достаточно независимый.

Я нажимаю «отбой» и спешу к Чейзу:

– А где твои друзья?

Я ищу взглядом группу школьников, но Чейз сообщает, что те уехали автобусом в Венис, а ему мама запретила уходить с пирса. Приятели Чейза те еще оторвы, наверняка родители не разрешали мальчишкам ехать в Венис. Я рада, что Чейз остался.

– Погуляем? – предлагаю я.

Он соглашается, и мы направляемся к парку. Чейз любит видеоигры, однако не успеваем мы дойти до игрового павильона, как у меня звонит телефон. Это отец.

– Зачем звонила? – сердечно приветствует меня он.

– Ничего такого, просто узнать, где вы.

– Мы давно в машине, и если хочешь ехать с нами, советую поспешить, не то придется просить об одолжении брата, а он вряд ли тебя подвезет.

Не в силах слушать бред, я кладу трубку. Так кончается в последнее время подавляющее большинство наших телефонных бесед. Разговоры вживую заканчиваются тем, что кто-то выбегает из комнаты, хлопнув дверью. Бросаю трубку обычно я, а хлопает дверью он.

– Кто это? – спрашивает Чейз.

– Едем домой, – объявляю я, игнорируя вопрос.

Для Чейза не секрет, что мы с отцом терпеть друг друга не можем, просто не хочется вовлекать его в семейные разборки.

– Сегодня поиграть не выйдет.

– Я уже выиграл кучу билетов.

– Сколько?

Он ухмыляется и похлопывает по карманам шортов:

– Сотен семь.

– Ничего себе! И на что ты их копишь?

– Хочу набрать две тысячи.

Идя по променаду в сторону Оушен-авеню, мы обсуждаем компьютерные игры, колесо обозрения, фейерверки и Венис, а затем начинаем спорить, где отец поставил машину. Чейз доказывает, что мы припарковались не к северу от шоссе, как я полагала, а к югу, в районе бульвара Пико и Третьей улицы. В конце концов я признаю его правоту. Значит, нам идти еще целый километр и надо торопиться. Отец не любит, когда его заставляют ждать.

Через десять минут мы наконец находим «лексус». Папочка стоит возле машины со свирепым выражением лица.

– Хорошо, что додумалась найти брата, – сердито говорит он, делая ударение на последнем слове.

Джейми и Чейз теперь не Джейми и Чейз, а всегда «братья». Нам с Джейми это не нравится, а Чейзу все равно.

Я сохраняю спокойствие, хотя меня раздражает его тон. Элла сидит впереди с прижатым к уху телефоном.

– Деловой разговор? – поворачиваюсь я к отцу.

– Угу.

Он наклоняется и громко стучит костяшками по стеклу. Элла от испуга чуть не роняет телефон, но отец только показывает ей на нас с Чейзом. Элла кивает, прощается и выключает телефон. Только после этого отец разрешает нам сесть в машину.

Мы с Чейзом устраиваемся сзади и пристегиваем ремни. Отец садится за руль, скользнув по мне тяжелым взглядом.

– Ты не хочешь остаться подольше? – спрашивает Элла, поворачиваясь ко мне.

Уже почти десять часов. На вечеринку я однозначно не пойду, так что здесь еще делать?

– Нет, – односложно отвечаю я. Не буду же я ей рассказывать, как тупо провела вечер.

– А ты, дружище? – Отец кивает Чейзу в заднее зеркало. – Кажется, мама Грега обещала забрать вас всех попозже?

Чейз, оторвавшись от телефона, исподлобья смотрит на меня. Я напрягаю мозг и импровизирую:

– У него голова разболелась, и я предложила ему ехать с нами. – И заботливо спрашиваю у брата: – Тебе уже лучше?

– Да, – Чейз ожесточенно трет лоб, – это, наверное, от чертова колеса. Уже прошло. А давайте заедем за гамбургерами! Пожалуйста, пап! Есть хочу, умираю.

Элла закатывает глаза, а отец говорит:

– Я подумаю.

Они больше не обращают на нас внимания. Я сжимаю руку в кулак и ставлю на сиденье. Чейз стучит своим кулаком по моему, и мы улыбаемся друг другу. Знай отец, что вытворяют дружки Чейза, он запретил бы ему с ними водиться, хотя Чейз не по возрасту рассудителен.

Мы останавливаемся в Wendy’s на бульваре Линкольна, отец с Чейзом заказывают по гамбургеру, а я – большую порцию ванильного «Фрости». Всю оставшуюся дорогу я ем мороженое, пялюсь в темное окно и слушаю разговор отца с мачехой о музыке восьмидесятых. Потом они начинают спорить, вернется ли Джейми к двенадцати, как обещал. Отец пророчит, что он опоздает минимум на час.

Пробки рассосались, и мы доезжаем до авеню Дидре за десять минут. Отец ставит автомобиль рядом с «ренджровером» Эллы. Я выхожу из машины, как только он глушит двигатель, и направляюсь ко входу, когда меня окликает Элла:

– Иден, не поможешь мне выгрузить из багажника продукты?

Я никогда не отказываюсь помочь Элле и поворачиваю к ее машине. Она находит ключи и открывает багажник – совершенно пустой. Похоже, ранний склероз, думаю я и вопросительно поднимаю брови. Никогда не видела у нее таких перепуганных глаз. Дождавшись, пока мужчины зайдут в дом, она тихо произносит, пристально глядя на меня:

– Тайлер звонил.

Я невольно делаю шаг назад. Это имя для меня – острый нож. Я его не произношу. И не хочу слышать – слишком больно. Я дышу невпопад и начинаю дрожать. Она говорила с Тайлером. Он звонит ей каждую неделю. Элла ждет его звонков, хотя никому о них не рассказывает. А сейчас зачем-то сказала. Она судорожно сглатывает и опасливо смотрит на дом. Отец запретил всем произносить его имя, и это единственное, в чем я с ним согласна. Тем не менее Элла продолжает:

– Просил пожелать тебе счастливого Четвертого июля.

Я закипаю от злости. Какая горькая ирония! Три года назад на Четвертое июля мы с Тайлером смотрели салют из коридора школы в Калвер-сити. Тогда все и началось. Там я поняла, что испытываю к сводному брату какие-то неправильные чувства. В тот вечер нас чуть не задержали за незаконное проникновение. В прошлом году на Четвертое июля мы с Тайлером не смотрели фейерверки. Мы сидели у него квартире в Нью-Йорке, одни, в темноте. В окна стучал дождь, Тайлер цитировал Библию, рисовал на моем теле и говорил, что я – его единственная любовь. Те праздники были не похожи на сегодняшний. Пожелать мне счастливого Четвертого июля – злая насмешка. Я не видела его целый год. Он уехал и оставил меня одну, когда был мне очень нужен. Мы больше не вместе. Как он смеет желать мне счастливого праздника, если его нет со мной?

Еще немного, и я сорвусь. Элла ждет ответа. Я захлопываю багажник и говорю:

– Скажи своему Тайлеру, что оно не было счастливым.