Читать книгу "Призрак Великой Смуты - Александр Михайловский"

И вот, похоже, что, наведя порядок в европейских губерниях России, в Петрограде теперь решили вплотную заняться нашими сибирскими делами. Именно для этого товарищу Сталину потребовалась реальная вооруженная сила, которая сможет поставить на место наших сибирских сепаратистов и автономистов всех мастей. Ведь и у нас, в Сибири, таких пруд пруди.

Думая, что Иркутск далеко, а Петроград вообще им не указ, некоторые товарищи в местных Советах решили, что они сами себе власть, и наиздавали таких указов и декретов, что, когда я их читал, у меня остатки волос на голове вставали дыбом. Нет, с доморощенной сибирской «самостийностью» надо будет тоже кончать как можно скорее. А для этого, как правильно указывают питерские товарищи, нам необходима надежная и профессионально подготовленная вооруженная сила.

Конечно, не все в Центросибири обрадовались известию о том, что и у нас вскоре появится своя регулярная Красная гвардия. Особо бурно возмущался поступившим из Петрограда новостям председатель Центросибири Борис Захарович Шумяцкий, сторонник и хороший знакомый бывшего «межрайонца» Льва Троцкого, убитого в октябре прошлого года при подавлении левацкого мятежа в Петрограде. Правда, узнав о произошедших в Петрограде событиях, товарищ Шумяцкий на словах осудил, как он выразился, «авантюру антипартийной группы Троцкого-Свердлова», которая «вступила в преступный сговор с врагами революции». Но по кислому выражению лица председателя Центросибири было видно, что его мысли расходятся со словами, произносимыми им с трибуны.

Досконально разобравшись с шифрограммой и узнав, что Забайкальская бригада Красной гвардии будет состоять в основном из казаков, Шумяцкий стал публично возмущаться, заявляя, что в Петрограде руководство партии большевиков оказалось поголовно подверженным правому уклону. Вместо того чтобы расформировать и разоружить казаков, которые, по его словам, «всегда были палачами и угнетателями русского народа», он сказал, что власти в Петрограде хотят сделать из этих «держиморд в папахах» своих преторианцев.

Я попытался было доказать ему, что казаки тоже бывают разные, и что в Петрограде именно они помогли подавить мятеж авантюристов, действовавших рука об руку с уголовниками, выступившими против руководства большевистской партии. Похоже, что напоминание о печальной судьбе его приятеля Троцкого пришлось Шумяцкому не по душе. Он злобно посмотрел на меня, хотел было что-то сказать, но промолчал и, покинув заседание, закрылся в своем кабинете.

Другим противником формирования бригады Красной гвардии был Иван Никитич Смирнов. В отличие от меня, бывшего левого эсера, это был старый большевик, человек неукротимой энергии, отличный конспиратор, который еще при царском режиме не раз арестовывался, отбывал ссылку и сидел в тюрьмах. Но у него есть один большой недостаток – он крайне честолюбив и нетерпим к мнению окружающих.

Иван Никитич при первом же нашем знакомстве с ходу заявил, что считает меня лишь «временным попутчиком», так как я офицер и «представитель эксплуататорских классов». На мое замечание о том, что и товарищ Ленин, с которым я познакомился летом 1917 года в Петрограде на I-м Всероссийском Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, тоже по происхождению дворянин, Смирнов сквозь зубы процедил, что, дескать, «придет время, когда дойдет очередь и до Ленина». Я даже растерялся от его слов и не смог ничего сказать в ответ.

Я уже понял, что с началом формирования бригады мне придется столкнуться с фрондой со стороны товарищей Шумяцкого, Смирнова и их сторонников. Меня радовало, что были люди, которые меня поддерживали, и среди них член ЦИК Центросибири Николай Андреевич Гаврилов. Он так же, как и Смирнов, был выходцем из крестьян и старым большевиком. Николай Андреевич по приговору царского суда четыре года отсидел в Бутырской тюрьме, где выучил четыре иностранных языка. Но, в отличие от Ивана Никитича, он не делил людей по социальному происхождению и тоже высказал полную поддержку всем решениям правительства товарища Сталина.

Но я все же надеюсь, что внутрипартийные разногласия в Центросибири не помешают нам сформировать бригаду Красной гвардии. Радовало, что обстановка в Иркутске была относительно спокойной. Брожение среди юнкеров и офицеров местного гарнизона утихло после того, как Красная гвардия и верные правительству Сталина армейские части разгромили под Ригой 8-ю германскую армию. Потом начались мирные переговоры и закончилась война с Германией. После этого со страниц газеты «Правда» товарищ Сталин заявил, что армию распускать никто не собирается, и все офицеры, желающие продолжить службу, найдут достойное для себя место в ее рядах.

Но вместе с тем нам также стало известно и о том, что окопавшийся в полосе отчуждения КВЖД есаул Семенов начал собирать под свое крыло всех недовольных новой властью. Похоже, что этот интриган при поддержке японских агентов – а мы прекрасно знали, кто именно является подлинным хозяином в тех краях – собирается начать наступление на Читу и далее – на Иркутск. Похоже, что именно против банды есаула Семенова и будет нацелен удар вновь сформированной бригады Красной гвардии Забайкалья.

24 января 1918 года, вечер. Екатеринодар, железнодорожный вокзал. Штабной поезд корпуса Красной гвардии. Генерал-лейтенант Деникин Антон Иванович

Двадцатого января по новому стилю наш корпус, погрузившись в эшелоны, выступил из Ростова в направлении северокавказских губерний. Продвижение наше по Кубани было стремительным.

Двадцать второго января мы уже были в станице Тихорецкой, где во время краткой остановки полковник Бережной устроил нам что-то вроде «политинформации». Это новое слово пришло к нам из XXI века и означало краткий доклад о политической и военной обстановке в той местности, куда мы в дальнейшем направим свои стопы. Скажу честно – раньше, в Русской императорской армии, для офицера рассуждать о политике считалось не совсем приличным занятием. Во всяком случае, на того, кто позволял себе публичные рассуждения о внутренней политике государства, сослуживцы всегда смотрели косо. И в этом, как я теперь понял, таилась большая опасность. Неплохо разбиравшиеся в военном деле офицеры оказывались сущими младенцами в политических делах и не могли грамотно оппонировать разного рода агитаторам, которые, начиная с февраля 1917 года, окончательно заморочили головы нижним чинам. Закончилось же все развалом армии и массовыми расправами над офицерами.

Я никогда не забуду позорной сцены в тюрьме Бердичева, куда меня посадили по приказу тогдашнего военного министра Керенского. Я слышал, как охранявшие мою камеру солдаты вполне всерьез рассуждали о том, что лучше не тратить время попусту, а тут же на месте прикончить «этого золотопогонного буржуя, который, сидя на мешках с деньгами, всю жизнь пил кровь из простого народа». Это меня-то – сына крепостного крестьянина! Моего отца рекрутом взяли из саратовской деревни. Потом и кровью он честно дослужился до майора! Меня – нищего гимназиста, зарабатывавшего на жизнь и на учебу репетиторством и в начале учебного года думавшего – прослужит мой сюртук до лета, если на него поставить еще несколько заплаток, или надо подтянуть пояс и скопить деньги на новый!

Но, господа, я немного отвлекся…