Читать книгу "План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945 - Алан Кларк"

Офицеры и должностные лица в командовании германскими сухопутными силами не имели особого веса или авторитета. Если бы наступил критический момент, в распоряжении Гитлера оказались бы прекрасно вооруженная полиция, военно-воздушные силы, сухопутные войска и вся региональная административная машина. По мере возрастания военной нагрузки усиливалось и раздробление политического организма Германии. Образовался чуть ли не десяток первичных центров власти, служебное соперничество которых усугублялось личной враждой (Геббельс[7] ненавидел Бормана, Геринг[8]презирал Риббентропа[9] и не доверял Гиммлеру, Розенберг[10] вообще не разговаривал с Гиммлером и Кохом[11] и так далее) и которые сотрудничали между собой только в силу своей зависимости от фюрера.

Но несмотря на все вышесказанное, факт остается фактом – германское поражение на Востоке было прежде всего военным поражением. Армия оказалась не способной справиться с задачей, поставленной перед ней государством, а государство, живущее за счет меча, не могло выжить, когда меч был сломан. Главной причиной этой неспособности были постоянные трения между старшими офицерами и штабом Верховного командования сухопутных сил (ОКХ) и Верховным командованием вооруженных сил (ОКВ), возглавляемым Гитлером. Пока военные операции были повсюду успешны, эти трения не проявлялись. Но как только вермахту стало трудно, отношения между ними начали ухудшаться. Гитлер презирал генералов за их осторожность, не выносил их чувства кастовости и считал (не без оснований), что они являются единственным оставшимся потенциальным источником политической оппозиции в Германии. Со своей стороны генералы не доверяли нацистской партии из-за пролетарских корней ее вожаков и очевидной безответственности в государственных вопросах. Правда, если говорить об отдельных личностях, среди них было несколько человек, увлекшихся гитлеровскими «идеалами» в лучшую пору нацистских успехов, но под прессом неудач партии и военным было суждено претерпеть страшную поляризацию.

Итак, анализируя причины этой неспособности и трений, которые только усугубили положение, следует сначала отвлечься от чисто военных дел, от описания батальонов и вооружений, блестящих тактических ходов, храбрости в боях и стратегических ошибок, но искать ключи в истории армии в период между войнами.

Что-то произошло в германской армии. Непонятная болезнь проникла в этот мощный организм, зародившись из-за начавшейся эрозии ее способности принимать решения. В 1920-х годах армия под командованием блестящего и дальновидного Секта[12] обладала неоспоримым верховенством в качестве арбитра между государством и политикой. Но в 1930-х годах начали проявляться посторонние факторы. Частью они были технологического порядка, так как появление новых видов оружия и новых служб снижало значение организованности солдата. Но частью они имели политический характер – в виде Адольфа Гитлера, нацистской партии и ее собственных банд хорошо вооруженных головорезов из войск CA.

В этот период у Гитлера была значительная народная поддержка, но не большинство. Став канцлером, он твердо решил стать преемником Гинденбурга[13] на посту президента, а для достижения этого требовалась поддержка армии. Сама армия была заинтересована в восстановлении власти в области внутренней политики и считала, что нашла в Гитлере подходящего протеже – при условии, что он выполнит определенные договоренности. Что последовало далее? Негласный сговор, в котором каждая из сторон считала, что выиграла. Ошибочно полагая, что если поддержка армии «сделала» Гитлера, то отказ в поддержке в любой момент уничтожит его, военный министр Бломберг согласился поддержать намерение Гитлера стать преемником болеющего Гинденбурга на президентском посту. Взамен Бломберг добился от Гитлера обещания обуздать CA и «обеспечить гегемонию рейхсвера по всем вопросам, касающимся военных дел».

Оба заключили этот договор, находясь наедине в кают-компании на борту крейсера «Дойчланд», шедшего из Киля в Кенигсберг в начале весенних маневров 1934 года. Когда маневры завершились и весна перешла в лето, Гитлер не пошевелил и пальцем, чтобы выполнить свою долю обещаний. Вот тут-то многие в армии почувствовали, что нахальный канцлеришка (он занимал эту должность менее года) «ненадежен». В июне возник политический кризис, имевший гораздо больше влияния на будущее, чем на настоящее. И военным показалось (или они только сделали вид), что «единство рейха в опасности».

Опыт Гитлера в связи с кризисом никак не мог умерить его тайного решения подчинить армию как можно скорее и как можно прочнее. Как глава исполнительной власти, Гитлер был вызван Бломбергом, который встретил его на ступенях замка в Нойдеке. Военный министр был в полной форме и сразу же (стоя ступенькой выше канцлера) произнес холодную официальную речь: «…Если правительство рейха не может своими силами добиться ослабления теперешнего напряжения, президент введет военное положение и передаст управление в руки армии». Гитлеру была дана четырехминутная аудиенция у Гинденбурга, который без всякого выражения кратко повторил суть заявления Бломберга, причем Бломберг оставался стоять рядом. Затем Гитлера отпустили.

Это был последний случай, когда армия использовала реальную власть в политике Третьего рейха. Уже через десять дней нацисты продемонстрировали, что они не уступают военным в жестком применении правил, и более того, что они изменяют эти правила, как им удобно. Предупредив высшее командование армии, что против «определенных разрушительных элементов» будет предпринято «административное воздействие», и устроив дело так, что рейхсвер был приведен в состояние боевой готовности и находился на казарменном положении, Гитлер нанес удар, придав термину «разрушительный» свое собственное крайне широкое толкование. Осуществление убийств Гитлер поручил своей личной охране, чернорубашечникам СС. В 1934 году их было всего несколько тысяч, но растерянность и пассивность армии более чем компенсировали их малочисленность. А штурмовые отряды CA никак не ждали опасности от своих товарищей по оружию.