Читать книгу "Тайны Русского каганата - Елена Галкина"

Современным сторонникам норманно-хазарского господства над славянами кажется, что все объясняет их идея: здесь и скандинавы (свеоны), и хазары (каган). И поскольку научный мир справедливо признает, что титул кагана равен императорскому, то получается, что «шведско-хазарский передел» Восточной Европы практически на 100 процентов «обоснован».

А если, к примеру, добавить еще такую запись арабо-персидского географа Ибн Русте: «Они (русы. – Е.Г.) нападают на славян, садятся на суда, отправляются к ним, полонят их, вывозят в Хазаран и Булгар (Волжскую Болгарию. – Е.Г.), продают их; нет у них полей пахотных, так как они едят то, что привозят из земли славян». Кто еще может прийти в голову, как не известные норманно-варяги-русы в одном лице, завладевшие северными славянскими племенами и бравшие с них дань? Юг же славянских земель находился долгое время под хазарским игом (или благотворным влиянием – как кому нравится).

Между тем норманно-хазарская концепция, оказавшаяся в поледнее время в «авангарде» исторической науки, имеет весьма зыбкую основу. Это касается как норманизма, так и версии о господстве над югом Восточной Европы Хазарского каганата. Обе теории разбиваются при первом же серьезном взгляде на проблему. Но как же им удалось завладеть умами ученых?

Первые битвы за Русский каганат

Сведения Бертинских анналов о народе Rhos, во главе которого стоял каган, были известны уже во времена зарождения норманнской теории. Корпус восточных источников вошел в научный оборот почти веком позже – в начале XIX столетия, после ряда переводов арабо-персидских историко-географических сочинений Средневековья на французский и немецкий языки.

Однако почти за три века исследования этого круга источников не было предложено ни одной удовлетворительной интерпретации сообщений о Русском каганате, снимающей кажущиеся внутренние противоречия источников. И трудность здесь не в самих письменных памятниках, а в вопросах идеологического и методологического плана. Известия о Русском каганате всегда рассматривались в неразрывной связи с норманнской проблемой, в рамках спора о начале Руси. Вопрос же о происхождении Древнерусского государства, как указывалось выше, был изначально политизирован, и трактовка исследователями информации основных источников об этнической принадлежности племени русь зависела, как правило, от априорного суждения о норманнской теории в целом.

Уже для основоположника норманизма, прибывшего в Россию в связи с открытием в 1726 г. Академии наук из Германии, – З. Байера (1694—1738) – известие Бертинских анналов о Русском каганате послужило одним из столпов, на которых держалась аргументация его концепции, да и остальных сторонников норманизма вплоть до современности. Для Байера важным было прежде всего соединение в одном источнике русов и Sueones, под которыми и он, и большинство других ученых понимали шведов, до Рюриковых времен. Это, по мнению основателя норманнской теории, не только доказывало существование русов-шведов в начале IX в., но и наличие у них государства, то есть того, чем они «одарили» неспособных к самостоятельному политогенезу славян в 862 г.

Байер отмечает и значение титула «кагана» – император, самодержец. Немецкого академика не смутило то обстоятельство, что автор Бертинских анналов разделяет русов и свеонов, а каганом называли правителей степных народов Юго-Восточной Европы, – он проигнорировал эти противоречия, полагая их несущественными по сравнению с упоминанием «шведов».

Работы Байера, выходившие на латинском и немецком языках, ориентировались на имевших тогда реальную власть немцев и целью их было историческое обоснование права инородцев на управление страной. Та же идеологическая установка находилась в основе и последующих норманистских изысканий.

Естественно, что подобные построения вызвали противодействие русских патриотично настроенных ученых, не желавших признавать славян неспособными к созданию государства без внешней помощи. Оппонировал Байеру первый русский историк – В. Н. Татищев, переводивший на русский язык и комментировавший его труд. Если Байер ставил знак равенства между русами и варягами и отождествлял их со скандинавами, то его противник по давней западнорусской традиции считал варягов выходцами из Балтийской Славонии, а русов – финским народом, потомками сарматов.

Согласно мнению Татищева, варяги-славяне с Балтийского побережья покорили русов, заимствовав этноним «Русь». Поэтому ученый в комментариях к сочинению Байера о варягах объяснил упоминание послов-«шведов» близким расположением финской «Руси» к Швеции. Татищев отмечает, что «недовольно сведусчие писатели» часто называли отдаленные народы именами их более известных соседей.

Уровень развития исторической науки в XVIII в. давал возможность объяснять сообщения о неизвестном государстве русов только исходя из самого известия и общей точки зрения на происхождение Руси. И дело не только в ограниченности круга письменных источников (не были введены в научный оборот данные восточных авторов), отсутствии археологических материалов. Уже в то время было известно огромное количество источников о русах, однако систематизировать их тогда было невозможно – методы исторического исследования только начинали разрабатываться, объяснения находились на интуитивном уровне. Многие противоречия, такие как присутствие степного тюркского титула хакан у «северного» народа, не замечались.

Последователь Байера Г. Миллер полностью принял аргументацию основателя норманизма, добавив «Руотси» – финское название части Швеции (это и сейчас любимое слово норманистов). Главный оппонент Миллера, великий русский ученый М. В. Ломоносов опровергнул большинство аргументов норманистов. Жаль, что он проигнорировал известия Бертинских анналов, хотя его сармато-аланская версия происхождения Руси вполне объясняла и присутствие тюркского титула главы русов (прародиной русов-роксолан Ломоносов считал междуречье Днепра и Дона), и название Sueoni – в VIII – IX вв. он помещал русов на южном берегу Балтики, отождествляя их с варягами-славянами. Резкая и логичная во многом отповедь Ломоносова на диссертацию Миллера «О происхождении имени и народа российского» не положила конец норманизму, ибо созданная им теория оказалась не менее уязвимой: ученый считал славянами и сарматов, и роксолан, и русов. Система же доказательств Ломоносова, как и у его противников, не выходила и не могла выходить за пределы обычной логики и интуиции.

Нечто новое в споры об истоках Руси привнес еще один немец – А. Л. Шлецер, приехавший в Россию вскоре после смерти М. В. Ломоносова. Его традиционно считают третьим основоположником норманнской теории, хотя новых аргументов в ее пользу он не нашел. Автор первого труда о летописании – «Нестора», внимательно отнесшийся к византийским источникам о русах, пришел к принципиальному выводу о существовании двух племенных объединений, называвшихся русами: одно в Северном Причерноморье (многочисленный «азиатский» народ), а другое, с первым не связанное, – скандинавская русь в Прибалтике.

Но, к сожалению, Шлецер связал сообщение Бертинских анналов со скандинавами. По его мнению, людей, называвшихся в Германии «шведами», в Константинополе, откуда прибыло посольство Феофила, именовали русами. Источниковедческие навыки Шлецера привели его к необходимости объяснения титула Chacanus. Приверженность норманизму заставила немецкого ученого интерпретировать его как скандинавское имя собственное Hakon. Таким образом, по Шлецеру, в Ингельгейм в 839 г. прибыло неизвестное скандинавское посольство, не имеющее отношения к Киевской Руси.