Читать книгу "Ангелы Калибана - Гэв Торп"

— От такой работы мы никогда не увиливаем, — сказал Калас, ошеломленный признательностью союзника.

Редко случалось, чтобы кто-то вспоминал жертвы его бойцов, так часто сражавшихся на передовой в штурмовых операциях. Гвардейцы Смерти гордились своим стоицизмом, но сейчас Тифон невольно обрадовался похвале.

— Однако мы заставляем господина примарха ждать, — заметил, полуобернувшись, Лютер.

После этого Темный Ангел с Тифоном без лишних слов двинулись вдоль колоннады, в десятке шагов позади Абаддона. Их спутники не отставали, за ними неуверенно потянулись другие гости. Теперь Каласу стало ясно, почему Лютер так легко справлялся с должностью первого капитана — или как там это называлось у калибанцев, — не имея физических преимуществ космодесантника. Он просто лучился врожденной уверенностью, отточенной за долгие годы службы.

— Занимательно, что воины Гвардии Смерти участвуют в экспедиции Лунных Волков, — произнес офицер Первого.

— Черпаем друг у друга идеи, — ответил Тифон. — Культурный обмен, можно сказать. Нам рассказывают о Хтонии и боевых доктринах Шестнадцатого. Мы объясняем, как ведет войну Гвардия Смерти, и стараемся помалкивать о Барбарусе.

Он усмехнулся собственной шутке и заработал удивленный взгляд от Лютера.

— Администратум записал Калибан в миры смерти, верно? — спросил Калас у союзника.

— Своего рода. — Лютер как будто смутился или насторожился. — С помощью Льва мы перебили всех Великих Зверей леса, установили мир и порядок.

— Ядовитый воздух Барбаруса убивает большинство людей в течение тридцати лет. Если забраться повыше — в считанные секунды. Когда нас нашли, Администратум понял, что слишком низко выставил планку для миров смерти.

Темный Ангел не успел ответить — они уже входили в стратегиум. Миновав громадную арку, воины оказались на широком балконе, с которого открывался вид на капитанский мостик «Духа мщения». Тифон шагнул в разреженный воздух помещения, и у него перехватило дыхание — не от масштабов зрелища, ведь Калас командовал «Терминус эст», но от того, какой цели был посвящен колоссальный зал. Ему открылись владения примарха, сердце всего экспедиционного флота, чертог одного из двадцати будущих королей Галактики.

Стратегиум располагался на отдельной палубе, выходившей на многоярусный мостик боевой баржи. Ряды галерей из простой стали поднимались на головокружительную высоту по вертикальной оси «Духа мщения». Взглянув наверх, Тифон вспомнил горные пики родного мира, увенчанные цитаделями, из которых раньше правили жестокие Властители. Но здешний повелитель предпочитал средние высоты.

Если бы Калас не знал, где находится, то не догадался бы, что перед ним средоточие власти полубога. Все вокруг казалось удивительно прозаичным — «спокойным», как часто говорили Лунные Волки. Никаких тронов, роскошных трибун или герольдов, даже тех, что объявляли бы о грандиозной победе. Где же помпезное убранство? Где напыщенное великолепие? Где золотые и алые цвета празднества?

Тифон успокоился, не увидев подобных излишеств. Он разделял эстетические вкусы Мортариона, то есть не имел их вообще. Функциональность для него была важнее всех иных соображений. Рядом одобрительно хмыкнул Виосс.

Калас проводил взглядом Абаддона, ушедшего в тень под выступом галереи. Эзекиля ждали трое других воинов, чьи лица скрывал полумрак.

— Морниваль, — прошептал Тифон Лютеру, — Абаддон, Литус, Торгаддон, Янипур. Латная рукавица на бархатной перчатке Хоруса.

Советники командующего казались неясными силуэтами во тьме — они умышленно оставались в стороне от запланированного представления. В сумраке вспыхнула красная искра: один из них на пару секунд повернул к Каласу бионический глаз. Капитан Четырнадцатого наклонился к калибанцу:

— Это Литус, он помогал мне освоиться здесь. Ты уже общался с кем-нибудь из Морниваля?

— Да, однажды имел удовольствие, — саркастически ответил Лютер. — Абаддон заявил, что нашему легиону пойдет на пользу более строгий кодекс воинской чести. Я не удержался от смеха, и он оскорбился.

Тифон удивленно взглянул на Темного Ангела:

— Ты смеялся в лицо Абаддону?

— Неумышленно, но он же высказал абсурдную идею. Я был гроссмейстером Ордена, военной организации, что существовала задолго до того, как другие легионы обрели собственные доктрины. — Не оглядываясь по сторонам, калибанец задал следующий вопрос: — Они уже пытались завлечь тебя в воинскую ложу?

Ответ Каласа прозвучал легко и естественно. Лютер не понимал, насколько нелепо его предположение, что Тифона требуется посвящать в тайны лож. Задолго до того, как Лунные Волки явились на Давин, легионер уже знал о мрачном прошлом человечества. Ему не требовалось выслушивать уроки о природе Вселенной или Другом Месте, где обитало истинное могущество. Кошмарное детство на Барбарусе и юность, отданная развитию внутреннего пси-потенциала, наделили его куда более глубокими познаниями, чем у любого из участников церемоний с вызубренными молитвами и обрядами братания.

Калас мог бы рассказать о своей роли Второго из Семи Столпов, воплощения потусторонней бессмертной воли Чумного Отца среди других бойцов легиона. Даже Мортариону был закрыт вход на их тайные собрания. Многие из Лунных Волков считали, что традиции межлегионного товарищества зародились после приведения к Согласию Давина и прообразом этих связей послужили воинские ложи той дикой планеты. Для Тифона и еще нескольких избранных такие контакты начались гораздо раньше.

Он был не завербованным, но вербовщиком. Не посланником, но посланием.

Однако Калас умолчал об этом и ответил намного проще:

— Я не могу сказать.

Заметив какое-то движение, Тифон понял, что, как ни поразительно, хозяин флагмана все это время был здесь. Осталось загадкой, как он не увидел примарха, неподвижно стоявшего на командном возвышении. Показалось, что ожила колоссальная статуя: гости, заполнившие балкон, дивились на необъятный мостик, и вдруг среди них появился великан, сияющий белизной и полированным золотом.

Меха лежали на его плечах, доспехи украшали почетные знаки и медали десятка цивилизаций, недавно приведенных к мирному Согласию. Весь стратегиум словно бы озарился, и не только блеском драгоценного металла.

Хорус Луперкаль.

Примарх Лунных Волков и временный повелитель Каласа. Правда, барбарусец впервые видел командующего легионом так близко и испытывал совсем другие ощущения, чем в присутствии своего примарха, Мортариона. Повелитель Гвардии Смерти производил внушительное, даже гнетущее впечатление. Он, как и Хорус, словно занимал все пространство в комнате, но погружал ее в тень, а не освещал. Любого, кто вставал перед мрачноликим Мортарионом и смотрел в глаза, которые видели худшие из ужасов Барбаруса, обволакивало ледяное загробное уныние, осознание неизбежности конца.

Луперкаль олицетворял жизнь. Он улыбался, не показывая зубы, и осматривал толпу, встречаясь взглядом с каждым из гостей. На миг его взор — энергичный, радостный, отеческий — задержался и на Тифоне. Гвардеец Смерти склонил голову, стыдясь, что лучше думает о чужом командире, чем о собственном. Затем свет из глаз примарха направился дальше.