Читать книгу "Черный прибой Озерейки - Сергей Сезин"

Ладно, но это еще не все, мне ведь нужно понять, какой день и где сейчас идут бои, а исходя из этого туда уже идти. Слышать я еще (или уже совсем) не стал, что здорово раздражает, но видно, что бой идет в районе цемзаводов. Там что-то горит, вспышки какие-то видны. Где-то неподалеку тоже рвется, я этого не слышу, лишь ощущаю содрогание земли. Судя по погоде и боям на цемзаводе, сейчас сентябрь сорок второго. Через год тоже были бои, но у меня должны были быть погоны. Стоп, а я уже что – тело приватизировал и своим ощущаю? Родители мои, быстро приспособился, аж самому страшно и удивительно!

Эту часть города[2] немцы заняли. Надо думать, это уже произошло или вот-вот случится. Поскольку я в истории городских боев не очень силен, то ориентироваться надо на то, что знаю точно. А точно знаю, что немцев остановили около десятого сентября возле цемзаводов. Вот эта высота Сахарная Головка ими была взята, но дальше нет – ни Шесхарис, ни шоссе за городом. Но сторона, где я сейчас, была у них, пока в феврале не высадился десант. Мы в школе вечером третьего февраля ходили к месту высадки. Тогда холодно было и ветер, но нас специально повели, чтоб мы немножечко увидели, что такое в феврале ночью на ветру в воду прыгать и бежать на берег. Еще наподобие того показали в Аджимушкайских катакомбах, когда нас по этим подземельям водили почти без света. Ощущение было такое, что каменный свод над головой вот прямо сейчас свалится на нее. Так что мне вон туда, на тот берег, там точно свои. Только передо мной несколько километров воды – вся бухта, а я столько никогда не плавал. Мама мне говорила, что в молодости она бухту переплывала и ее старший брат тоже. Его жена тоже пробовала, хотя она не всю бухту переплыла, а доплыла до военного корабля, что на рейде стоял. Бдительные матросики ее из воды выловили и грозно спросили, что она здесь делает. Тетя ответила, что на спор бухту переплывает. А на что спорили? На килограмм шоколадных конфет. В итоге ей поверили, что не шпионка, и отпустили. Спор она выиграла, потому что переплывать осталось немного, а остановилась она не сама, а ей помешали.

Сколько я сам плавал? А как бы не больше двухсот метров подряд. И как мне это сделать и не утонуть – вот этим вопросом я и занялся, и работа отвлекала от мыслей о том, что со мной, от которых меня выбивало из сознания. В итоге я стал строить плотик, чтоб за него держаться, а плыть в основном работая ногами. Когда устану, то буду отдыхать, держась за него. Эх, мне бы надувной матрас моего детства… Тут пришлось разными способами повыдергивать гвозди из стен и разваленных деревяшек. Сбив плотик, я его еле-еле допер до воды и через мелководье. Мне жутко повезло, что никто из немцев до темноты не зашел в тот домик, где я трудился, да и за берегом не следил. Ракеты чуть в стороне взлетали, но была ли стрельба, я не знал, ибо уши не работали по-прежнему. Винтовочный ремень и лямку сумки я закрепил гвоздями, запутав вокруг практически узлом. И еще подобранной веревкой прикрепил себя к плотику, обвязав ее вокруг пояса. На то, что патроны и вещи подмокнут, пришлось плюнуть. Укрыть от воды я мог только документы, ибо у Андрея имелась небольшая железная коробочка с плотно притертой крышкой. Я надеялся, что туда вода не проникнет. Штаны и сапоги остались на берегу. Плыть в них я не рискнул, как ни жалко их было. Дадут ли мне хорошие сапоги по ноге или какие-то прогарные ботинки? Кто же скажет заранее… Но плавать через бухту обутым – совсем неудачное решение, а сохранить обувь, взяв с собой, никак нельзя. Я ведь не на катере плыву, где есть место. Прощайте, яловые, недолго вы мне служили!

Уже позже, когда плыл, пришла мысль, что немцы их подберут и обрадуются, потому надо было хоть испортить. Впрочем, я уже немало прожил на свете и знаю, какие хорошие мысли приходят с опозданием. «Чтоб я был такой умный до, как моя Сара после». Норд-ост был несильным, если судить по берегу, но на воде он разводил волну, так и целящуюся мне в лицо. Есть ли в бухте течения, я не ведал. По идее, должны быть какие-то. В мирное время, когда плывешь от пляжа к буйкам, мимо проплывают по бухте катера и крупные суда, а от них волна идет, и тебя качает – когда раз, а когда и два. Сейчас этого нет, но есть другая опасность – снаряды. А они периодически надо мной пролетали. Звука снаряда-то я не слышал, но часть из них шлепалась в море, выдавая себя столбом воды. Возле меня они не падали, а то бы… Можно даже и не очень близко, вполне хватит для заплыва ровно вниз, а не вперед. Были и трассы. Устал я довольно быстро, потому и все чаще стал делать перерывы, но как только пытаешься лежать на поверхности воды, то сразу ловишь себя на мысли, что вот ты тут лежишь, а сейчас на тебя свалится мина или снаряд. Конечно, это ерунда. Я ведь не знаю, кто там далеко от меня устанавливает прицел и целик, и когда меня его труды настигнут. Ведь это произойти могло и когда я плыву, и когда лежу и отдыхаю. Суета сует и томление духа. Хотя сермяжная правда в этом есть. У каждой системы своя дальнобойность, и чем дальше она стреляет, тем более редка. Потому, отплыв от берега на километр-два, я уйду от многочисленных минометов, которые передадут эстафету дивизионным гаубицам, которых меньше, и вообще тут они могут не оказаться.

В районе цементных заводов явно шел бой, потому что периодически там были видны трассирующие очереди. Не то кто-то ими стрелял снизу по горе, не то прицел завышали. Но это я видел только вначале, дальше я от усталости впал в какое-то исступление и просто упорно греб ногами и одновременно держался за плотик. Устав, отдыхал и возобновлял греблю. Ногой, другой, ногой, другой, волна в лицо, сплюнул, снова ногой. И опять волна в морду, опять сплюнул, опять ногами… Такая вот механическая работа, и ни до чего… Все болит, во рту от горькой воды ощущения не из лучших, глазам тоже больновато от этих брызг, в мышцах тупая постоянная боль, и она выматывает. С ней ни о чем думать невозможно. И постепенно тебя прямо-таки пропитывает холод, он заполняет тебя всего, от пальцев ног и выше. Пока гребешь, еще ничего, остановился – и начинаешь дрожать. Потом и это не ощущалось – такое вот всецело тупое ощущение: и тупая боль, и тупая усталость, и в голове тоже тупое ощущение. И тупо ногой, другой, ногой, другой… Однажды было прояснение, что меня явно сносит вправо, потому что трассы из района цемзаводов явно сместились левее. Хорошо ли это или плохо, что сносит – а черт его знает! С одной стороны, чем дальше ты отплывешь в сторону Кабардинки, тем менее вероятность нарваться на немцев или на снаряд от цемзаводов. С другой – чем дальше тебя сносит, тем дольше ты плывешь. Так и совсем без сил останешься. Уж не знаю, может ли меня вынести из бухты течением в открытое море. Хотя и не хотелось бы этого. Но пока левой, правой, правой, левой. Сентябрь на Черном море – это не на Баренцевом, здесь купаться обычно еще можно, но длится ночь, и вода остывает. А прогреется она нескоро, уже когда солнышко над перевалом вылезет, да и то не сразу. Левой, правой, правой, левой, на дворе ночь, впереди на берегу яркие вспышки огня. Видимо, это работает батарея Зубкова. А сколько до нее – не знаю, берег еще далеко, горы-то здесь высокие, под семьсот метров, оттого их силуэт виден даже ночью. Есть ли луна – фиг его знает, мне так не видно, а шею свело, не повернешь и не посмотришь. Лучше бы, конечно, не было, чтоб меня не заметили на лунной дорожке. А и заметят – что с того? Для пулемета я отплыл уже далеко. Хотя днем бы меня, может, от безделья и выцелили, расстреляв до черта патронов, а ночью – а вот фиг! Расходовать же снаряды на одиночного пловца не будут. Ну, я так думаю.