Читать книгу "XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин"

Наконец добрались до Ворошилова-Уссурийского. Отец там три дня сходил с ума.

Ходили разговоры, что крушение — результат диверсии, «вылазки классового врага». Не знаю. Можно предположить, что не одного человека посадили… Годы были суровые.

Ворошилов-Уссурийский. Японцы рядом

Мы стали дальневосточниками. В те романтические, пионерские годы слово «дальневосточник» звучало почти как «орденоносец». Была поставлена задача — «освоить» Дальний Восток. К сожалению, она не решена до сих пор.

Отец получил под свое командование отдельный батальон связи. В составе корпуса, который дислоцировался в Ворошилове-Уссурийском. А корпус входил в состав Особой краснознаменной Дальневосточной армии — ОКДВА! Это — особенно для нас, мальчишек, — звучало энергично, напористо и победоносно.

Жили мы в Южном военном городке. Казармы оставались еще от царских времен. Добротной постройки. Комсостав занимал двухэтажные кирпичные дома на восемь квартир с огромными, как бы сейчас сказали, «приусадебными участками». Все удобства во дворе. Воду носили из колодца. И еще под каждой водосточной трубой стояла здоровая бочка — для дождевой воды. Недалеко от дома — сараи. Почти у всех имелись куры, утки, а то и гуси. Огороды появились только во время войны.

Весь быт был связан с армией. Тогда все было по-другому. О дедовщине и слыхом не слыхивали. Иные, более человечные, что ли, были отношения между красноармейцами и командирами. Существовали так называемые женсоветы. Жены командиров заботились о том, чтобы в казармах чувствовалась женская рука, какой-то минимум уюта. Помню, мама вышивала нечто вроде накидок на прикроватные тумбочки. В клубе (кино, самодеятельность, вечера всякие) собирались все вместе. Разумеется, были «офицеры» и были «солдаты» (тогда говорили «командиры» и «красноармейцы», офицеры и солдаты официально появились только в 1943 году, после Сталинграда). Дистанция между ними существовала, но не было кастовости, жестких разделительных линий.

Общая атмосфера в армии была пронизана тревогой. На границе неспокойно. И хотя «граница на замке», от японцев можно всего ожидать. Отлавливали диверсантов. Знаменитый пограничник Карацупа приходил к нам в школу и рассказывал потрясающие истории. Настольными книгами были русско-японские военные разговорники. Сооружали свою «линию Мажино». ОКДВА преобразовали в Краснознаменный Дальневосточный фронт (КДФ).

Возможно, слово «пронизана» не вполне подходит. В нем слишком много театральности, драматизма. Все было проще: ожидание войны, подготовка к войне как быт, как ежедневная работа. И рядом обычная жизнь, пронизанная обычными же заботами и тревогами.

Необычное в обычном: массовое выселение корейцев и китайцев. Логика проста — потенциальная «пятая колонна». И еще — японским шпионам и диверсантам удобно «растворяться» среди корейцев и китайцев. Не знаю, стало ли легче нашей контрразведке. Но «дальневосточникам» стало труднее. С рынка исчезли дешевые овощи (до сих пор в ушах «одна рупля, одна рупля!»).

Японцы не подвели. В конце июля 1938 года японские войска атаковали советских пограничников в районе озера Хасан (130 км от Владивостока, на стыке границы СССР с Кореей и Китаем, где тогда хозяйничали японцы). Бои на сопках Безымянная и Заозерная продолжались десять дней. Все эти дни в нашем городке царило возбуждение. В победе никто не сомневался. Мы с двумя приятелями сбежали из дома и двинулись к Хасану. Очень повоевать хотелось. На попутных машинах добрались почти до Владивостока, но были отловлены и возвращены по принадлежности. С учетом наших патриотических чувств выволочка была умеренной. Японцев разбили без нашей помощи. 11 августа подписали перемирие.

Только теперь, когда стали доступны архивы, мы узнали, что и та далекая победа была «со слезами на глазах». Победу вырвали не умением, а числом. Любопытна выдержка из разговора по прямому проводу Сталина с командующим Дальневосточным фронтом маршалом Блюхером.

Сталин: «Почему не выполняется приказ наркома обороны о бомбардировках авиацией всей нашей территории, занятой японцами?»

Блюхер: «Вылет задерживается по неблагоприятной метеорологической обстановке… Боюсь, что в этой бомбардировке мы неизбежно заденем как свои части, так и корейские поселки».

Сталин: «Мне непонятна ваша боязнь задеть бомбардировкой корейское население, а также боязнь, что авиация не сможет выполнить своего долга ввиду тумана. Кто это вам запретил в условиях военной стычки с японцами задевать корейское население? Какое вам дело до корейцев, если наших людей бьют пачками японцы? Что значит для большевистской авиации какая-то облачность, если она хочет действительно отстоять честь своей Родины!»

Ex ungue leonem, — как говорили в Древнем Риме (или, как переводят в Третьем Риме, «по когтям узнаем льва»).

В приказе наркома обороны № 0040 от 3 сентября 1938 года утверждалось, что действия Блюхера «граничили с сознательным пораженчеством». Вскоре Блюхер был арестован и 11 ноября 1938 года расстрелян. Сомневаюсь, что командующего фронтом можно упрекнуть в пораженчестве. Сталин избавлялся от неугодных ему людей. А тут, как говорится, всякое лыко в строку…

За судьбой Блюхера просвечивает трагедия страны, получившая обобщенное наименование «1937 год». Но меня, точнее, моего сознания эта трагедия практически не коснулась.

Здесь надо иметь в виду одно существенное обстоятельство. Родители никогда при мне не вели каких-либо разговоров, выходящих за рамки официоза. Никогда. Ни на какие темы. Вплоть до XX съезда…

Дальше то, что сам помню.

Карикатуры в «Правде»: в «ежовых рукавицах» извивается змея, на которой что-то написано. Теперь соображаю: или «троцкисты», или «зиновьевцы», или еще какие-нибудь «враги народа».

У отца был красивый альбом. Его дарили каждому выпускнику академии. Там были фотографии военного начальства и всех преподавателей академии. Альбом всегда лежал на видном месте. Потом исчез. Но ребенок был настырным и обнаружил альбом в комоде под простынями. Овалы с лицами почти всего начальства и многих преподавателей были замазаны черной тушью. Сообразил — они тоже «враги».

Из восьми командиров, живших в нашем доме, пять были арестованы.

Хорошо быть мальчишкой. Не было страха. Не переживалась трагедия. Наказывали врагов народа — и правильно делали. А мы не враги, чего нам бояться.

Представляю теперь, что чувствовали родители, когда слышали, как по ночам выводили их соседей, сослуживцев.

Много позже отец уверял, что его спасло отсутствие партбилета. К беспартийным «органы» вроде бы относились с меньшим рвением…

Вернемся к текущим делам. После событий у озера Хасан КДФ был переформирован в две отдельные армии. Штаб 1-й Отдельной краснознаменной армии, которой командовал комкор Г. М. Штерн, находился в Ворошилове-Уссурийском.

Вторая заметная проба сил с японцами состоялась через год и вошла в историю под названием «операция Халхин-Гол». Монгольская река Халхин-Гол дальше от Ворошилова-Уссурийского, чем озеро Хасан. Но японцы даже в Монголии японцы, а значит, наши злейшие враги. Три с половиной месяца (с 28 мая по 15 сентября 1939 года) продолжались бои. И все это время мы (и которые дети, и которые мамы) собирали и посылали на фронт посылки с подарками, писали бойцам письма.