Читать книгу "Красная планета. Звездный зверь - Роберт Хайнлайн"

Джим задумался, перебирая в памяти двадцать четыре месяца марсианского года:

– Где-то с конца зевса, почти с ноября.

– А теперь конец марта, почти церера,[4] лето кончилось. Тебе это ни о чем не говорит?

– Да нет.

– Что ж он, по-твоему, и по снегу будет скакать? Мы уезжаем, когда приходят холода, а он здесь живет.

– Вы думаете, это он впадает в спячку? – раскрыл рот Джим.

– А что ж еще? Предки Виллиса много миллионов лет приспосабливались к смене времен года, не может же он так сразу от этого отказаться.

Джим забеспокоился:

– Я ведь хотел взять его с собой в Малый Сырт.[5]

– Малый Сырт? Ах да, ты ведь в этом году поступаешь в школу. И Фрэнк тоже.

– Точно!

– Не могу привыкнуть к тому, как быстро вы растете. Кажется, на прошлой неделе я разрисовывал тебе большой палец, чтобы ты его не сосал.

– Я никогда не сосал большой палец! – возмущенно сказал Фрэнсис.

– Нет? Тогда это был какой-то другой ребенок. Ладно, забудь. Я прилетел на Марс, потому что здесь год в два раза длиннее, но что-то не вижу никакой разницы – годы летят еще быстрее.

– Док, а сколько вам лет? – поинтересовался Фрэнсис.

– Не важно. Итак, кто из вас будет изучать медицину, а потом вернется помочь мне с практикой?

Ответа не было.

– Ну-ну! – настаивал доктор. – На кого вы собираетесь учиться?

– Ну не знаю, – сказал Джим. – Я интересуюсь ареографией,[6] но и биология мне тоже нравится. А может, стану планетарным экономистом, как мой старик.

– Это обширная область. Долго придется учиться. А ты, Фрэнк?

Фрэнсис немного смутился:

– Я? Ну, э-э-э, я все-таки думаю стать космическим пилотом.

– А я думал, ты из этого уже вырос. – Доктор Макрей выглядел почти потрясенным.

– А что тут такого? – В голосе Фрэнсиса звучало упрямство. – Мне кажется, я смогу.

– Это как раз то, чего я опасаюсь. Послушай, Фрэнк, ты действительно хочешь жить связанным по рукам и ногам правилами, инструкциями и дисциплиной?

– Мм… Я хочу быть пилотом, и я это точно знаю.

– На свою собственную голову. Лично я покинул Землю, чтобы убраться подальше от всей этой глупости. Земля настолько опутана законами, что человек не может даже дышать. А на Марсе пока еще существует определенная свобода. Но это должно измениться…

– Когда это изменится, док?

– Ну, я думаю, что к тому времени я подыщу себе другую планету, такую, что еще не испортилась. Да, раз уж об этом зашла речь: вы ведь уедете в школу еще до миграции?

Поскольку людям несвойственно впадать в зимнюю спячку, колония дважды в марсианском году мигрировала. Южное лето она провела в Хараксе, это в тридцати градусах от Южного полюса, а теперь колония собиралась перебираться в Утопию, в Копайс,[7] почти на том же расстоянии от Северного полюса. Там колония должна была провести половину марсианского года, то есть почти целый земной год.

Возле экватора находились постоянные, немигрирующие поселения: Нью-Шанхай, Марсопорт, Малый Сырт и другие, но они не считались колониями, и населяли их в основном служащие Марсианской компании. Контракт и устав обязывали Компанию предоставить колонистам возможность получить высшее образование на уровне терранских стандартов, и Компания предоставила такую возможность только в одном месте – в Малом Сырте.

– Мы едем в будущую среду, – сказал Джим, – на почтовом скутере.

– Так скоро?

– Да, потому я и беспокоюсь за Виллиса. Что с ним делать, док?

Виллис, услышав свое имя, вопросительно посмотрел на Джима и повторил, в точности копируя его:

– «Что с ним делать, док?»

– Заткнись, Виллис…

– «Заткнись, Виллис». – Виллис столь же точно скопировал и доктора.

– Наверное, правильнее всего было бы вынести его наружу, найти норку и запихать его поглубже. Вы сможете возобновить знакомство, когда он проснется после спячки.

– Нет, док, я же так его потеряю! Он вылезет раньше, чем я приеду на каникулы. Может, он проснется еще до переезда колонии.

– Может быть. – Макрей задумался. – Ему не повредит снова оказаться в своей среде. Тот образ жизни, который он ведет с тобой, естественным не назовешь. Кроме того, он личность, а не чья-либо собственность.

– Конечно! Он мой друг.

– Не пойму я, – вставил Фрэнсис, – чего это Джим так с ним носится. Конечно, болтает он здорово, но больше повторяет как попугай. По-моему, он просто дурачок.

– А тебя никто не спрашивает. Виллис меня любит. Правда, Виллис? Ну, иди к папе. – Джим подставил руки, маленький марсианин прыгнул и устроился у Джима на коленях – теплый, пушистый, чуть пульсирующий. Джим погладил его.

– Почему бы тебе не попросить марсиан позаботиться о нем? – предложил доктор.

– Я пробовал, но не нашел ни одного в таком настроении, чтобы он обратил на меня внимание.

– То есть у тебя не хватило терпения этого дождаться. Внимание марсианина можно привлечь, только набравшись терпения. А почему ты не спросишь самого Виллиса? У него свое мнение есть.

– А как ему объяснить?

– Давай я попробую. Виллис!

Виллис обратил к доктору два глаза.

– Хочешь выйти наружу и поспать?

– Виллис не хочет спать.

– Снаружи захочешь спать. Там хорошо, холодно, найти норку в земле. Свернуться и поспать как следует. А?

– Нет!

Доктору стоило труда не поддаваться наваждению, что это говорит Джим (говоря от своего лица, Виллис всегда пользовался голосом Джима). У звуковой диафрагмы Виллиса не было собственного тембра, как нет его у динамика в радиоприемнике. Она и была похожа на мембрану динамика, только принадлежала живому существу.

– Решительно сказано, но попробуем зайти с другой стороны. Виллис, хочешь остаться с Джимом?