Читать книгу "Питерская принцесса - Елена Колина"

– Я пишу не историю своей маленькой личной жизни, а роман про семью, друзей, значит, про время... – защищалась Маша. – Не смейся!

– В тебе вдруг отозвалось, что ты выросла среди пишущих людей. Все наши друзья, твои детские стихи, дружба с мальчиками Любинскими... – высказался Юрий Сергеевич. – Смотри, Машка, желание увидеть свое творение напечатанным – страшная вещь!.. Забирает человека до косточек...

Маша обидчиво подкисла, но книгу дописала.

«...Я попыталась рассказать, какое золотое у меня было детство, какие замечательные, необычные люди меня окружали. Я могла бы всем нам раздать маски: Бабушка – великая женщина, Дед — настоящий ученый, папа — всеобщий друг, мама — небывалая красавица, баба Сима — развеселая частушечница, ну и себе я взяла бы маску — Любимая девочка. Я нисколько не хотела нарисовать горестную картину – девочка, которую все любили так по-разному, что ей приходилось все время лавировать между родными. Нет, детство мое было золотым и розовым, полным такой любви, что я до сих пор живу этим запасом. Бабушка, самый главный человек в моей жизни, не любила маму. Они почти не общались. Ну и что? Мне даже не нужно было привыкать к этому. Ведь к солнцу и дождю не привыкают, — они просто есть и все. И я жила в такой неге и любви, как медвежонок, обернутый в теплую маму. А мои отношения с мамой вовсе не были тривиальной историей о легкомысленной красавице, которой нет дела до дочери, а только до своих романов. Я не могу сказать кокетливую фразу: «Мама меня не любила» — и, стыдливо так потупившись, обвинить ее во всех своих неудачах. Она была такая... грандиозная! Жить с ней рядом уже было счастье. А иногда трогательная, как ребенок. Я думаю, что человеку трудно жить с такой красотой. Я была очень счастливой девочкой. А если немного врушкой, то лишь потому, что врать было гораздо интереснее, чем говорить правду».

Вот такой получился конец. Поставив точку, Маша полюбовалась на свою совершенно настоящую книгу. И каждый вечер понемногу любовалась, а потом взяла и послала по электронной почте в самое большое питерское издательство. Послала и принялась нервно ждать. Отец, конечно, был, как всегда, прав – ее забрало. Да как еще забрало! В назначенные издательством три месяца никто не позвонил, Маша прибавила для приличия еще месяц и позвонила сама. Она намеренно выбрала время, когда была дома одна, но на всякий случай, словно кто-то мог посмеяться над ее возможным позором, заперлась в ванной с телефонной книжкой. В одной руке зажженная сигарета, чтобы немедленно затянуться для поддержания духа, а другой она набирала код России, Петербурга и, наконец, номер редакции, по которому четыре месяца назад велели узнавать о судьбе ее рукописи.

Низкий женский или высокий мужской голос в трубке лениво произнес:

– Сейчас поищу...

Из своего американского далека Маша мгновенно глупо удивилась – почему ей ответили по-русски и почему таким сонным, совсем «неофисным» голосом.

– Как вы сказали, Мария Раевская? А название? «Питерская принцесса»?

Маша не была мнительной и никогда не подозревала подвоха. Но почему-то ей показалось, что голос на другом конце провода только сделал вид, что пошел куда-то узнавать, а сам положил трубку на стол и притаился. За ее, Машин, американский счет и ее собственные нервы!

– Мы вашу рукопись потеряли! Никаких следов! – радостно сообщил якобы вернувшийся голос. – Даже не знаю, распечатали ее или нет! Но вы не расстраивайтесь! Пишите нам еще! – вдруг проснувшись, оптимистично посоветовал голос и отсоединился.

Сигарета дымилась на юбке. Маленькая черная юбка, на все случаи жизни, и в присутствие можно, и в ресторан...

– Твою мать! – выплюнула оскорбленная этим сонным голосом Маша, рассматривая дырочку.

Юрий Сергеевич терпеть не мог просить, но Маша так дрожаще молчала о своей книжке, что он предложил поднять старые ленинградские связи в «Звезде» или московские в «Новом мире». Собственно, даже и поднимать не нужно было – всего лишь сделать несколько звонков.

– Ни за что! – гордо отказалась Маша. – Или я сама, или вообще ничего не надо!

– Тогда ты умрешь неизданной, – пошутил Юрий Сергеевич.

Не очень удачно пошутил, ему же пришлось Машу и утешать. Последний раз на его памяти дочь плакала десять лет назад.

Маша привезла в Питер несколько аккуратных зеленых папочек, на всех папочках значилось: Мария Раевская «ПИТЕРСКАЯ ПРИНЦЕССА»

Здесь же был записан Машин американский телефон и, для пущей солидности, университетский адрес отца, Раевского Юрия Сергеевича.

Десять лет американской жизни приучили Машу рано вставать, не расслабляться и не тратить времени зря. Поэтому уже на следующее утро после приезда с зеленой папочкой в руках она стояла перед входом в знаменитое серое здание на Моховой. В здании помещалась редакция журнала «Звезда». Знакомые, как собственное детство, белые обложки с размашистой красной надписью «Звезда» рождались здесь. Для бабушки, папы и Маши. Маша почувствовала себя почти что в заднем ряду настоящих советских писателей, и слегка причастной к Довлатову, и даже не совсем чуждой Бродскому...

По этим коридорам ходили... да кто только не ходил! А сейчас идет Маша со своей зеленой папочкой под мышкой. Ходили Зощенко и Ахматова. А теперь идет она. Отрывать занятых людей от дела. Глупостями своими. Графоманией.

Заведующий отделом прозы Сан Саныч, худой и желчный, с лицом таким, что ему страшно предложить не то что первый роман, а даже леденец на палочке, хмуро посмотрел будто сквозь нее.

– Здравствуйте... – слабо пискнула Маша, мгновенно почувствовав себя маленькой нахалкой и страстно жалея о том, что осмелилась прийти в редакцию... как дура!