Читать книгу "Монголия - Эдуард Лимонов"

Отец мой в шинели ходил. Когда я его первый раз в гражданском увидел, то чуть не заплакал. Шинель удобна тем, что на одну полу солдат ложится, другой – укрывается, – говаривал мой отец, видимо и не подозревавший, что принадлежит к роду русской военной аристократии, а не просто так…

Когда я в Париже укрывался своей шинелишкой стройбата, то покойно было так, словно защищён стал.

Вот почти анекдот. Как-то я где-то в районе Монмартра иду. У метро два работяги в краске все стоят и по-польски разговаривают. Увидели меня и замолчали. Я уже мимо прошёл, а они молчат. Я оглянулся, – стоят с испуганными лицами, решили, что русские и в Париж пришли.

А в Вене мы зашли в забегаловку на окраине шнапса выпить, так там тоже воцарилась тишина. Стоим у бара, а сзади где все галдели, вдруг – тишина. Вена помнит русские шинели, мы от них только в 1955 году ушли. Окружили потом, побить пытались.

Нас, на самом деле, крепко держит в своих руках прошлое, от моего отца до Павла Первого – один шаг. Через суконную серую шинель связь. Я их с дырками на груди видел, выстиранные от крови, но дырку не скроешь. Заштопать можно, конечно. Немецкие, вермахта, те грязно-зелёные были и качеством понежнее. Русское обмундирование погрубее, но и выдержит больше, если не всё. Шинель, сапоги.

Политическое теле-шоу

Действующие лица и исполнители:

Профессиональный украинец (ремонтирует в Москве квартиры, подрабатывает на телевидении).

Профессиональный поляк (молодой человек с однообразно коротко стриженной головой и такими же коротко остриженными идеями/мыслями).

Профессиональный либерал (худой молоденький истерик, давно сжёгший все мосты с реальностью и пошедший во враги народа как люди идут в ассенизаторы, с таким же вызовом окружающим: «Да, я воняю!»).

Профессиональный германец (этот начитался иностранных устарелых книжек о фашистах, Дугине и обо мне и демонстрирует свои древние знания, обрушивая в зал детали событий которых никто не помнит. Подражает профессиональным украинцу и поляку).

Профессиональный знаток ислама, российский, но знает кто вакхабит, кто салафит, и щёлкает кавказскими фамилиями.

Профессиональный отставной генерал ФСБ. Толстый, хромой, у него палка.

Профессиональный серьёзный депутат ГосДумы (этому дают слово вне очереди и как угодно долго).

Профессиональный зловещий депутат ГосДумы. У него связи не то в ФСБ, не то в ГРУ, не то в СВР, а может и в МВД. Все его опасаются.

И я, одинокий ум.

Всё. Начали!

Обсуждаем последнее высказывание Арсена Авакова.

На экране Арсен Аваков. «Якщо ми бачино у Московии…»

Ведущий. Упоённый собою. Говорит за всех, больше благоволит противной нам, антирусской стороне. Не потому что им симпатизирует, а потому что ту сторону следует телевизионно победить. Им он даёт больше времени и ласково называет всех по имени «Слава» и «Томаш», «Ганс», «Шурик»… Ведущий бы и без нас справился. Это напористый чел с крепким рукопожатием. Он дотошный и въедливый.

– Нет, вот ты мне скажи, Ганс, что, в Германии все симпатизируют Украине?

Ганс хорошо говорит по-русски, но у него большое мясистое тело и можно уверенно утверждать, что он обжора. И как таковой он более ленив чем среднеупитанный гражданин.

Все орут. Поскольку ведущий упоён собой, он исполняет свои арии как угодно долго, а мы оставленные без слова, хотим же обратить на себя внимание.

Я кричу поляку: «Томаш, Томаш, ты что им простил Волынскую резню? Они же вас там от 80 до 150 тысяч поляков вырезали, ваши любимые укры… Томаш!»

Томаш слышит, но что он может сказать, что так и было?

За него вступается «Слава»:

– То когда было!

– Да не так уж и давно. (Я).

Ведущий:

– Прошу Вас посмотреть, как в этом украинском городе избивали 9 мая прорусских демонстрантов.

На двух экранах нам показывают, как здоровенные бывшие афганцы (участники войны в Афганистане) как раз избивают сторонников и участников АТО – членов украинских батальонов. Телеканал ошибся идентифицируя участников, ошибается и ведущий: не намеренно, но ошибается.

Я не вмешиваюсь с моей поправкой, что всё наоборот, что слева наши, а справа ихние, и что это наши избивали ихних. Хотя я уже видел эти кадры и знаю, что всё наоборот. Двумя гелиосферами со зрителями дирижируют две злые тётки – массовики-затейники. Залом манипулируют с помощью двух средств: аплодисменты и крики «бу-бу-ууу!», означающие неодобрение.

Когда я, распоясавшись, начинаю угрожать профессиональным украинцу и поляку, я в порыве нахлынувшего боевого духа оборачиваюсь и кричу зрителям за моей спиной:

– Что, подмогнёте им морды бить?

Зрители за моей спиной кисло не одобряют меня, потому что не одобряет руководящая ими массовица-затейница. Они потому послушно не одобряют меня.

В перерыве мой охранник Серёга (он на всякий случай сел в зале за моей спиной) слышал, как массовица кричит на зрителей и угрожает не заплатить им причитающиеся тугрики…

Перерыв

– Томаш, ловлю я круглоголового опрятного поляка. На фиг вам, полякам защищать Украину? И от Европейского Союза вы ничего хорошего не увидите. Вам только навяжут полагающуюся вам «квоту» – мигрантов, толпу чуждых вам, неприятного вида людей и они перепортят вам всех ваших девок, эти арабы. Томаш, моя идея – организовать союз стран у которых есть территориальные претензии к Украине, а это Польша, Россия, Румыния, Венгрия, Словакия. Трудно договориться, но можно. Договариваемся и предъявляем Украине ультиматум. А то устроили себе украинскую империю! У них же четыре ваших польских области и Львов! Томаш, Львов – ваша польская жемчужина!

Томашу уже однажды дали на этом, кажется, шоу, по физиономии. Славе тоже давали по физиономии и не раз. Томаш на всякий случай смотрит на меня как баран на новые ворота.

– Томаш! А Сандомир! Там же родилась ваша национальная героиня, Марина Мнишек, а Томаш! Сандомир, вы что не хотите вернуть, родину национальной героини?

Убегают гримерши (они пудрили кому надо, лысины и носы). Опять выходит ведущий.

Свалка: полигон Кучино

Полигон Кучино. Вонь, вонючие чайки и иные невзрачные птицы, возможно, мутанты. Кучино – впрямую от «куча».

В детстве, в четвертом классе я убегал с Вовкой Чумаковым в Бразилию. Вовка покинул меня на городской свалке. Там шныряли инвалиды и всякие уродливые личности, помню, что у них были костыли и, кажется, деревянные руки.

Запах не был ужасным, потому видимо, что это не была свалка пищевых отходов. Или же в те годы, а это где-то 1954 год был, пищевых отходов было крайне мало, люди всё съедали, скорее всего пищевых отходов было крайне мало.