Читать книгу "891 день в пехоте - Лев Анцелиович"

Вынос в приграничную зону большого количества складов боеприпасов и горюче-смазочных материалов, расположенных в ящиках на земле, в бочках под открытым небом.

Изготовление военных топографических карт местности, расположенной на запад от нашей границы; в то же время в начале нашего отступления 26 июня 1941 г. от Дрогобыча у командира роты не было карты местности, развернутой на восток.

Изготовление русско-немецкого разговорника, ознакомление с которым говорит о том, что он предназначен для советских воинов, вступивших на немецкую землю.

Накапливание в приграничных районах большого количества кожаных сапог – с целью заменить обмотки и кирзовые сапоги у солдат и сержантов при вступлении на территорию западных стран.

Всему этому, в том числе и наличию сапог, я сам был свидетелем – при первом отступлении из Дрогобыча 26 июня 1941 г. во все машины нашей роты загрузили хорошие кожаные сапоги, мы подобрали себе пару по размеру и далее ходили в этих сапогах.

Можно еще много приводить примеров подготовки советского военного и политического руководства СССР к нападению на Германию, но полагаю, что достаточно приведенных.

С другой стороны, если верить официальным военным историкам, что Сталин и военное руководство страны не собиралось нападать на Германию, то чем объяснить сосредоточение советских войск в приграничной зоне, их расположение не на боевых позициях – в укрепрайонах, траншеях, окопах, когда наша разведка доносила (с точностью до дня и часа) о готовности немцев к началу военных действий против нашей страны? Чем объяснить, что весной 1941 года все приграничные мосты были разминированы, а партизанские базы созданные в приграничных областях, были уничтожены?

В таком случае отсутствие реакции на эти донесения (приведшее к трагедии лета и осени 1941 г.) можно объяснить только или непрофессионализмом и Сталина, и нашего военного руководства, или, что еще хуже – предательством. Но оснований для такого обвинения нет.

И далее. Если Сталин не собирался разгромить Германию, то он не собирался освобождать Европу от фашистского ига. Значит мы освободили Европу только потому, что Гитлер напал на Советский Союз в июне 1941 г. Это звучит не в пользу нашей армии – армии-освободительницы.

Народ-освободитель – так называли в 1945 г. во всем мире советский народ.

Разговоры о том, что Сталин оттягивал войну, что он собирался выступить против Гитлера в 1942 г., не имеют под собой реальных оснований. Осенью 1941 г. надо было демобилизовать из армии большинство призванных в 1939 г. Нельзя было оставить на зиму 1941–1942 гг. солдат без казарм, всю военную технику, боеприпасы и горюче-смазочные материалы на снегу, без защиты, без укрытий. А летом 1941 г. я не нашел ни одной ссылки на то, что строятся новые казармы в районе сосредоточения войск, новые склады, парки, хранилища.

Поэтому я прихожу к выводу, что летом 1941 г. Сталин и военное руководство страны готовились к нападению на Германию, но тогда мы, воины Красной Армии, этого не знали.

В то памятное утро 22 июня 1941 г., когда рассвет еще только занимался, мы были разбужены страшным грохотом. Как нам стало известно позже, это немецкие диверсанты проникли на территорию аэродрома и взорвали бомбохранилище. Через несколько минут фашистские стервятники появились над аэродромом, «юнкерсы» легли на боевой курс, бомбы посыпались на стоянки самолетов, на летное поле, на позиции подразделений противовоздушной обороны.

Вначале мы не могли понять, что происходит. Накануне мы легли спать поздно вечером после просмотра вместе с бойцами-зенитчиками и командой аэродромного обслуживания кинофильма «Трактористы». Только нас свалил сон, и тут раздался страшный грохот, а затем – налет вражеских бомбардировщиков.

Многие наши самолеты, стоящие на поле аэродрома, сгорели на земле, так и не успев подняться в воздух. Не все летчики успели добежать к самолетам – жили они в Стрые, в военном городке, а это 4–5 км от аэродрома. Мне пришлось встречаться со свидетелем этих событий в городе Славянске. Я беседовал с дочерью одного летчика, участника тех боев. Она вспомнила, как ее отец, услышав шум боя, побежал из дому на аэродром, так как, по его рассказу, горел его самолет. Зенитчики, стоявшие на боевых позициях вокруг аэродрома, а также на противовоздушной обороне города Стрый, огонь по самолетам противника открыли с большим опозданием – разрешения на открытие огня долго не было.

Газета «Красная Звезда» от 11 июля 1987 г. написала о том, что город Стрый и расположенный недалеко от него аэродром фашисты начали бомбить в 4 часа 30 минут утра 22 июня 1941 г. Приказ об открытии огня зенитчики получили тогда, когда первый налет уже закончился и большинство самолетов, стоящих на поле аэродрома, было уничтожено. Такое положение было не только на аэродроме города Стрый.

Н. Яковлев в книге «Жуков» указывает, что Красная Армия 22 июня 1941 г. потеряла 1200 самолетов.

А белорусский журнал «Армия» утверждает, что 22 июня 1941 г. Красной Армией было потеряно 1818 самолетов, еще более трех тысяч советских самолетов было уничтожено в последующие восемь дней войны.

Советское командование не было готово к такому сценарию начала войны. Об этом свидетельствуют следующие факты: после уничтожения гитлеровцами авиации Западного Особого военного округа командующий авиацией этого округа Герой Советского Союза генерал Иван Копец на второй день войны застрелился, а командующий авиацией Киевского военного округа генерал Птухин 27 июня 1941 г. был арестован и расстрелян. Об этом говорится в уже упомянутой книге Я. Верховского и В. Тырмос «Тайный сценарий начала войны».

Ясно, что не эти два генерала виновны в трагедии, разыгравшейся в первые дни войны на аэродромах, расположенных у нашей западной границы. Не они определяли расположение военных аэродромов вблизи границы, не они решали вопросы дислокации авиаполков и дивизий, не они запретили зенитчикам в первые минуты нападения немецких самолетов открывать огонь!

Как видно из приказа командира 16-го ОЗПБ № 48 от 22 июня 1941 г. (архив Министерства обороны СССР, опись № 204919, дело № 7), батальон имел задачу нести противовоздушную оборону нефтепромыслов в районе города Дрогобыч. Поэтому все подразделения батальона уже 22 июня утром начали движение в сторону Борислава, где располагался штаб батальона.

Нашей роте нужно было совершить марш от Стрыя к Бориславу, получить в штабе батальона боеприпасы, бензин, саперное оборудование, продовольствие и затем выдвинуться на боевые позиции к Дрогобычу.

Марш этот был трудным: бойцы и младшие командиры не обстреляны, немецкие самолеты целый день висели над дорогами, они гонялись за повозками, автомашинами и отдельными людьми. А ехали мы в разгар ясного июньского дня.

За этот 50-километровый марш нас девять раз бомбили, мы несли потери и в людях, и в технике. Когда немецкие самолеты первый раз напали на нашу колонну, поступил приказ: «Расчеты в укрытие». Но водитель и начальник прожекторной станции должны были оставаться около машин, чтобы не оставлять боевую технику без охраны и