Читать книгу "Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский"

Накануне вечером после получения кухонь, инвентаря, продуктов мы долго обсуждали, как варить кашу, суп, борщ и другие премудрости поварского ремесла. Знания у моих подопечных очень скудные. Да и у меня не было опыта и никакой подготовки по приготовлению пищи. Допоздна знакомились с устройством кухонь, осмотрели инвентарь, решали, что к чему. Ночь почти не спали. Поехали с кухнями к колодцу, залили котлы водой и для пробы затопили их. Убедились, что в топках хорошая тяга, что вода закипает и избыток пара с шипением выходит из предохранительного клапана. Предупредил поваров, чтобы хорошо вымыли котлы этой же горячей водой, а для завтрака залили свежую. Как мыли котлы, не видел. Ушел под утро отдохнуть. Когда снимал пробу (попробовал ложкой из черпака), каша была как каша. Правда, как мне показалось, с каким-то металлическим привкусом. Но я посчитал, что это из-за нового котла. Чай не пробовал. Разрешил выдачу завтрака. Первые группы людей получили и поели кашу, а последующие стали замечать в каше какие-то полосы черной массы и подняли шум. Повара Харитонов и Шихалев были в недоумении, растерянные, объяснить ничего не могли.

— Какая-то чернота, черт бы побрал ее, тянется из котла, — все твердил Шихалев.

Я взял черпак, стал на подножку кухни и зачерпнул кашу, поведя по дну и стенке котла. В черпак, кроме каши, набралась черная густая масса от дна и стенки котла. Обратился к поварам:

— Кто мыл котлы и заливал воду?

— Я заливал и Шихалев заливал. Мы оба ездили с кухнями к колодцу, тому самому, где вы вчера разрешили брать воду, и залили оба котла, — ответил Харитонов.

— Смотрели перед заливкой котлы, чистые были? Кто их мыл?

— Чистые, мытые. Шихалев мыл.

— Как мыл котлы, Шихалев?

— Горячей водой, что кипела.

— И еще чем? Дальше как было?

— Так и было. Вылил ту воду сначала ведром, затем черпаком и залил у колодца свежую.

— Дно котла чем вытирали?

— Ничем. Вычерпал всю воду и залил свежую.

— Никто не мог залить что-нибудь в котел?

— Не должно. Мы все время были рядом.

Подошли командиры роты и замполит — старший политрук Титов. Уже кто-то им доложил о случившемся. У кухни собирались красноармейцы и командиры — пришли с котелками за завтраком.

— Что натворили? Докладывай, доктор!

— В кашу какая-то масса попала, темная, как мазь.

— Откуда попала? Кто мог подсыпать? Людей травить вздумали, горе-кашевары. Под трибунал пойдете все и ты с ними! Ты присутствовал при закладке продуктов? — уставился он на меня.

— До поздней ночи обсуждали, как все делать, все просмотрели, кухни проверили и протопили. Проинструктировал поваров, где воду брать и когда закладывать продукты…

— Я спрашиваю: при закладке продуктов присутствовал?

— Нет. Очень поздно было.

— Вот и будешь отвечать в первую очередь. Не дай бог, если будет хоть одно отравление. Первый пойдешь под трибунал.

— Не повар я. Не я кашу готовил и не должен себя привязывать на все время к кухне.

— Молчать! Оправдания мне не нужны. Я приказал заниматься тебе питанием, доктор, тебе! И с тебя спрашивать буду. Комиссар! Собери всех людей, кто уже кушал кашу, в одно место и наблюдайте за ними, а ты, доктор, пойдем со мной.

И командир быстрой походкой пошел к своей машине с будкой, в которой размещался. Что-то меня осенило, и я подошел ко второй кухне, открыл крышку котла, где заварили чай, и черпаком провел по дну и стенке котла. Так же набралась в черпак густая черная масса. Побежал в машину к командиру с черпаком. Он звонил в штаб бригады и докладывал о чрезвычайном происшествии в роте и просил для расследования направить представителя особого отдела.

Я попытался ему доложить свои соображения, но он и слова сказать не дал. Замахал рукой, а когда положил трубку — разошелся. Из его уст посыпался поток брани вперемешку с матерщиной. Впервые в жизни получил разнос в самых хлестких выражениях. Он сказал, что кто-то пытался вывести людей из строя, чтоб сорвать отправку их на фронт, и я помог этому отсутствием бдительности. И не миновать мне трибунала, поскольку я должен четко выполнять его приказания, а не пускать дело на самотек. Не должен отходить от кухни, пока вновь испеченные неопытные повара чему-нибудь научатся. Оказывается, я маменькин сынок, которому нельзя доверять, что при первой возможности он избавится от меня и все в таком духе. Я стоял навытяжку и слушал. Забыл, что у меня в руках черпак со злополучной смазкой. Когда он уже, как мне показалось, выговорился, я вставил несколько слов.

— Зачем вы кричите и так оскорбляете меня?

— Молчать, сосунок! Еще поучать меня вздумал, — перебил он меня, — людей травишь, а мне молчать.

— Прошу не оскорблять меня.

— Травишь людей, а мне любоваться тобой!

— Никто не отравлен, котлы были покрыты антикоррозийной заводской смазкой, и повара не сняли ее с поверхности котлов, — удалось вымолвить мне. — В котле, где чай, тоже такая смазка. — И я протянул ему черпак.

— Вот видишь! Кто должен проверять котлы? Кто должен был контролировать все, что касается питания? Кто, я спрашиваю!? Кому я приказал отвечать за приготовление пищи? Отвечай! Не мне же всем заниматься.

Наступило какое-то безразличие ко всему, что он говорил, я даже перестал различать смысл слов… Понял, что мне надо уходить, открыл двери и стал выходить из машины.

— Стой! — услышал опять его голос. — Передай старшине, чтобы выдал личному составу сухой паек на завтрак: хлеб и консервы, а я с тебя удержу его стоимость. Теперь иди!

Я вышел. Зачем он так оскорблял меня, и как дальше быть? Наказал бы, если виноват, но выслушать поток такой матерщины? Как же будем дальше вместе служить? Едем же на фронт, и как так можно? Мне надо уйти из роты. Как быть дальше? Я, возможно, что-то упустил, но не за повара должен работать. У меня же масса других дел, а на фронте будет еще больше. А повара никудышные и не то еще могут отколоть, а спрос будет с меня. Кому их учить? Меня в училище учили контролю за питанием, нормам, подсчету калорийности пищи, санитарно-гигиеническим правилам и кулинарной обработке продуктов, сохранению витаминов в пище, но не как готовить ее. С такими мыслями я шел от командира после чудовищного разноса и не знал, как мне быть дальше. Ко мне подошел комиссар, несколько успокоил, посочувствовал, сказал, что командир резок, горяч и быстро отходит, чтобы я не копил зла на него и занимался своим делом, что завтрак сорвали, а могло быть еще хуже, если бы отравились люди. Хорошо еще, что все так обошлось. Этот случай послужит хорошим уроком на будущее для меня и для горе-кашеваров.

Понедельник, 20 июля 1942 г. Получаем технику, имущество.

В течение дня прибывало пополнение: красноармейцы, в основном водители, младшие командиры. Получали и осваивали военную технику — специальные машины с большими будками вместо кузова. Их называли летучками — мастерские на колесах. Получали тракторы, тягачи, колесные грузовые машины ЗИС-5, ГАЗ-АА и иностранные: студебекеры, форды, мотоциклы с коляской марки «Харлей». Удивлял вид наших транспортных машин, особенно ГАЗ-АА. Странно выглядела кабина машины. Остов ее был из дерева. Спереди — плоское стекло в деревянной раме. Крыша брезентовая. Сбоку в дверях, в нижней части тоже натянут брезент, а в верхней стекол не было — гулял ветер. Для лета кабина терпима. А как же зимой?