Читать книгу "Rolling Stones. Взгляд изнутри - Доминик Ламблен"

После нескольких бокалов мы отправились навстречу моему внезапному звездному часу. Дело было за полдень, самое время отправляться в «Олимпию» на традиционный саундчек перед концертом. Зал находился неподалеку от отеля, мы решили прогуляться до него пешком, но The Rolling Stones на улице не остались незамеченными. Не успели мы выйти из отеля, как на нас набросилась толпа подростков обоих полов. В царящей неразберихе возбужденные фанаты стали просить автограф и у меня, и хотя я, оставаясь безучастным к свалившейся на меня незаконной славе, протестовал, крича: «Я не из группы! Не тратьте на меня время!», им было все равно. Хотел я того или нет, меня считали частью группы. Я был вынужден сдаться и раздавать автографы вместе со всеми. Так в одночасье я, сам того не желая, стал поп-звездой! И хотя в этом статусе я просуществовал всего несколько минут, честное слово, этого было более чем достаточно.

Несмотря на засаду фанатов, нам удалось добраться до «Олимпии». The Rolling Stones тогда были еще очень молоды, но это не мешало им оставаться профессионалами, и саундчек не занял много времени, после чего было решено вернуться в отель и еще немного выпить.

У алкоголя уйма недостатков — это факт, но стоит признать, что нередко именно он сближает людей. Я лучше узнал Мика, Брайана и Билла. К Чарли, известному своей молчаливостью, подступиться было несколько сложнее. Иногда он даже производил впечатление человека высокомерного, хотя в его характере нет ни грамма злости. Все дело в его бесстрастности и том самом британском юморе. Что же до Кита, то он был самым отстраненным членом группы. Только в конце 60-х годов он внес свою лепту в формирование имиджа коллектива, когда Брайана не стало, а Анита Палленберг поспособствовала тому, что Кит обрел репутацию испорченного пирата. Но на ранних этапах карьеры The Rolling Stones его едва замечали. Он был неприметным интровертом, которого, казалось, не волновало ничего, кроме собственной музыки.

По иронии судьбы сейчас, через полвека с тех времен, когда я пересекался с парнями, душевнее всего ко мне были настроены именно Кит и Чарли. Но в 60-е годы наиболее общительными и дружелюбными были Брайан и Билл. Мик тоже, но он всегда немного дистанцировался. Он никогда не был тем, кто радушно распахивает перед тобой дверь в свой дом как в прямом, так и в переносном смысле.

Бокал за бокалом, время шло, час концерта приближался. На концерт нас повезли в полицейском автозаке, называемом тогда «салатницей» из-за дичайшей тряски, которую переносили обычно сидевшие внутри заключенные, проезжая по кирпичным мостовым. Другой популярной ассоциацией была центрифуга. Не самая комфортабельная машина, как вы понимаете, но, по крайней мере, она надежно защищала нас от бурных проявлений любви фанатов и фанаток, толпившихся у входа в зал.

Выйдя из этой тюрьмы на колесах, мы оказались перед служебным входом. В ложе «Олимпии» располагался бар «Мэрилин», названный в честь его хозяйки. Это было легендарное место, где успел потолкаться локтями весь свет французской и зарубежной музыки. Именно там мы и ждали часа икс.

Первых выступающих мы не слышали. Это, несомненно, было чудовищным упущением с нашей стороны, так как мы пропустили выступления таких незабываемых исполнителей, как Les Haricots Rouges[2] и Жан-Мари Прослье, не говоря уже о Жан-Поле Севре и Конраде Прингле! Сплошь гиганты сцены, как же! Справедливости ради отмечу, что в афише значились и более известные имена, типа Рокки Робертса и Бобби Соло, не оставившего равнодушных своим исполнением «Sur ton visage une larme»[3]. Был там и никому не известный Пьер Перре, который вскоре сделает себе имя среди любителей шутливых песенок. В общем, нам и в баре было хорошо.

И вот наступает момент, которого все так ждали. Я покинул своих новообретенных друзей и занял позицию недалеко от выхода на сцену в четвертом ряду, в компании приятелей Ронни Берда и Жан-Марка Алетти, сыновей Элльет де Рье. Прямо передо мной сидел Даниэль Филипаччи, которого я хорошо знал. Позже он стал моим гендиректором, но пока что я просто оставлял машину на его парковке, когда делал вид, что еду в университет на занятия по правоведению. Большой босс главной радиопередачи поколения йе-йе «Привет, друзья», во французской музыкальной индустрии Филипаччи был равен богу. По неизвестным причинам «роллинги» не удостоились чести быть приглашенными на программу в свой первый приезд во Францию, хотя жена Даниэля даже работала на лейбле «Декка». Возможно, они боялись того, что скандальный образ группы не впишется в добродушный формат передачи. Но и без этой рекламы зал был забит до отказа и заряжен по полной.

Занавес поднялся, когда Кит начал играть первые аккорды «Not Fade Away». Затем вступили остальные участники группы, и зал взорвался от восторга. На музыкантов не направили прожектор, осветив лишь фон сцены. Получился своеобразный театр теней. Мик, с маракасами в каждой руке, дергался, словно заводная кукла. Рядом с ним Брайан, тоже трясущийся, словно черт, наконец-то вызволенный из табакерки, надсадно извлекал пронзительные звуки из губной гармошки. Группа превратилась в неудержимый, идеально смазанный механизм, в поезд бизнес-класса, мчащий публику в бездну первобытного удовольствия. Кто там говорил про длинные волосы, ботинки и галстуки? The Rolling Stones — это прежде всего музыка, и ею нас сейчас расстреливали словно из пулемета.

Пауз между композициями не было, и одни хиты сменялись другими, включая композиции Чака Берри «Carol» и «Around and Around». Даниэль Филипаччи словно с ума сошел. Да нас всех дружно унесло этой волной коллективного помешательства. Даже The Beatles, приезжавшие несколькими месяцами ранее, могли только мечтать о подобном гипнотическом эффекте. Находясь на сцене, «роллинги» генерировали абсолютно уникальную жизненную энергию.

Концерты в те времена были короткими, полчаса — максимум. Выступление The Rolling Stones традиционно закончилось исполнением «I’m Alright», написанной Миком и Китом специально для сцены под влиянием творчества Бо Диддли. Сначала вступил гитарный риф Кита, затем пальцы Брайана начали порхать по грифу вновь обретенной Vox Teardrop. Мик, снова вооружившись маракасами, вновь и вновь с небольшими вариациями скандировал мантру «I’m alright!.. I feel very good… Yeah I’m alright…»[4]. Темп и энергетика песни вводили зал в состояние племенного транса. Брайан бросил свою гитару и, схватив барабан, присоединился у микрофона к Мику, вместе с ним выкрикивая заклинание: «I’m alright!» Публика дошла до последней стадии истерического припадка, и вдруг все прекратилось. Музыканты из последних сил помахали залу и убежали за кулисы. Занавес.

Я сорвался с места и догнал их как раз вовремя, чтобы занять место в нашем бронированном фургоне. Нельзя было терять ни секунды, если мы хотели сбежать от оравы фанатов, которые после такого шоу совершенно слетели с катушек.

Затишье после бури. Мы вновь за стойкой Жоржа Карпантье, подводили итоги вечера. Меня все еще потряхивало после пережитого опыта, они же были рады такому триумфу, хотя уже и привыкли к нему, в конце концов, для них это был такой же концерт, как другие. Их только удивляло, как и The Beatles до них, что во французской публике так много лиц мужского пола. Три четверти их аудитории в Англии и США — девушки, а у нас наоборот. Такое обилие тестостерона, кстати, не могло не иметь последствий, и после отъезда группы все обращали внимание на ущерб, нанесенный залу: выломанные сиденья, аресты некоторых фанатов.