Читать книгу "Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли"

Я ее видела в зеркале. Кроме того, существует ее знаменитый портрет работы Пикассо. Друзья (ах, конечно, у нее их много!) утверждают, что этот портрет хорошо ее представляет.

Пабло Пикассо. Портрет Эльзы Скиапарелли, 1933

На картине изображена клетка; под ней на зеленом сукне лежат игральные карты; в клетке – белая бедняжка-голубка грустно смотрит на блестящее розовое яблоко. Снаружи около клетки – черная птица; раздраженная, бьющая крыльями, она бросает вызов небу.

Ни за какие сокровища Эльза не рассталась бы с этим портретом, пусть даже, как предсказала ей когда-то мать, у нее останется лишь корка хлеба и соломенная подстилка в пустой комнате. Не была бы эта комната пустой – в ней висел бы ее портрет работы Пикассо.

Надеемся, однако, пророчество матери никогда не исполнится. А исполнись оно, Скиап знала бы, что, несмотря на успех, доброе имя и отчаяние, источник высшего порыва – она сама. Порыва этого никто не отнимет – преодолеет все: зависть, тиранию, любые наказания…

Глава 1

Собор Святого Петра, уникальное творение гениев, своей колоннадой, как клешнями краба или осьминожьими щупальцами, охватывает круглую площадь Святого Петра. Казалось, это раскрытые объятия матери, готовой прижать к сердцу всех заблудших, все души, надеющиеся на спасение.

Однажды небольшая процессия проследовала в собор Святого Петра в Риме. Впереди шли мужчина, по виду ученый, с седеющей бородкой, и женщина, уже не юная, но с нежным лицом; затем девочка лет десяти с типично римскими чертами лица и длинными темными косичками и, наконец, кормилица, одетая, как все римские няни, в объемные разноцветные юбки, тесный бархатный корсаж, стянутый на талии, с огромным сложным бантом – тесьма его из разноцветного тартана[1] реяла над ее лицом как ореол. На руках кормилица держала младенца.

Процессия медленно продвигалась и постепенно терялась в огромной базилике. Бронзовая статуя святого Петра, чьи ноги истерты поцелуями бесчисленных паломников, блестела в сумеречном свете, мрамор и золото колонн поблескивали в сумраке собора. Рядом с купелью ожидал священник. Церемония началась.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа я совершаю обряд крещения… – произнес священник и внезапно остановился. – Да, а как зовут ребенка?

В ответ наступило тягостное молчание – никому не пришло в голову выбрать имя для этого ребенка. Все надеялись, что родится мальчик, но на свет появилась девочка. Еще до рождения ребенка отец, ученый, погрузился в восточные книги – Коран и даже «Тысячу и одну ночь», – чтобы найти имя.

Но стало известно, что родилась девочка, и все потеряли интерес к этой проблеме, и семья не дала себе труда ее решить.

– Итак, – пробормотал священник, – вы не приготовили имя?..

Кормилица, которая любила немецкую музыку, предложила свое, вагнеровское, – Эльза.

Никто не придумал ничего лучшего, и его приняли. Имя стало первым разочарованием Скиап – и сигналом к началу сражения…

Процессия пустилась в обратный путь к дворцу Корсини[2], туда, где Скиап родилась, по узким улочкам, которые называли «vicoli», переулками.

Дворец Корсини находится в Трастевере, самом старом и самом римском районе города. С одной стороны от дворца – приют для умалишенных, с другой – тюрьма; но сам дворец возвышается среди душистых магнолий сада, разбитого на одинаковые квадраты с рядами мандариновых и лимонных деревьев; его фасад вырисовывается перед холмом Джаниколо, знаменитым парком Рима. На вершине холма воздвигнута статуя Гарибальди верхом на необузданном коне; неподалеку находится вилла Фарнезина[3]. Согласно легенде, сразу после рождения Скиап Рим был потрясен взрывом (на самом деле он произошел некоторое время спустя). Взорвался пороховой склад Сен-Поль – отлетела штукатурка со стен. Скиап утверждает, что помнит это происшествие: звук ужасный, несколько плиток во дворце треснули. Перепуганная няня, чтобы ее провели по всему городу, прямо с младенцем, вцепившимся в ее грудь: она должна была увидеть своими глазами, что́ уцелело в городе. Ее довели до кафе Капреттари, за Университетом, где город уже настолько уступал место деревне, что по улицам спокойно бродили козы. Это, по-видимому, успокоило няню. Именно там, на террасе, окаймленной розовыми блестящими бегониями, катали Скиап в коляске и оставляли на целые часы под перечным деревом. Она прекрасно это запомнила, хотя ей был всего год. Терраса выходила на Библиотеку Линчеи. Как ни странно, эта библиотека относится к воспоминаниям раннего детства Эльзы, а не отрочества.

Дворец Корсини, где родилась Эльза и провела первые двадцать лет

Библиотека Линчеи с ее колоннами и огромными картами мира, конечно, казалась неимоверно громадной и навевала мне, еще совсем маленькой, сладостное чувство мира и отрешенности. Позже, когда я стала взрослее, мне разрешали рассматривать книги с иллюстрациями, изображающими сказочных персонажей под небом, раскрашенным от руки голубым и кроваво-красным.

Впоследствии именно библиотека отца стала для меня убежищем и радостью. На страницах бесценных редких книг я открывала мир древних религий и приобщалась к искусству. После смерти отца мать отдала эти книги в дар Национальной библиотеке, что меня сильно огорчило – так хотелось их получить…

Однажды обнаружили, что моя «вагнеровская» няня – пьяница и дрянь. Когда носила меня на руках, под просторными ее юбками слышался звук ударяющихся друг о друга бутылок. Этот звук интриговал моих родителей-трезвенников, но правду они узнали, только когда моя сестра по наивности им рассказала, что няня прячет меня в кабачке на нижнем этаже, а сама в это время напивается. Ее тут же уволили и оставили вопящего, изголодавшегося ребенка без кормилицы. Поняли, что вскормлена я по большей части алкогольными напитками, а не молоком из груди.

В те времена еще не существовало ни замечательных американских бутылочек, ни витаминов, ни специальных продуктов детского питания. Отец, отправляясь за козьим молоком для меня, засовывал бутылочку под мышку, чтобы молоко не охлаждалось, и это, как я опасаюсь, немало способствовало развитию у меня характера мятежного и упрямого.