Читать книгу "Ложь - Петр Краснов"

Сюжет построен, в целом, линейно: так, события первой части происходят в Германии, где Лиза провела все свое детство и юность, второй – во Франции, в Париже, куда забирает Лизу ее отец, генерал Акантов, третья часть начинается с путешествия Лизы в Нью-Йорк, «на заработки»… В структуре присутствуют и многочисленные экспозиции, отсылающие нас, в первую очередь, к событиям Гражданской войны, в ходе которых Акантов знакомится с одним из наиболее отталкивающих персонажей романа – певицей Магдой Могилевской, прообразом которой была знаменитая Надежда Плевицкая.

Эти экспозиции, вкупе с часто меняющимся переносом места действия, несколько разгружают затянувшуюся завязку. Кроме того, именно в них Краснов обретает возможность продемонстрировать то, в чем он действительно чрезвычайно силен, как писатель: а именно сцены боев и военного быта. Иногда автор явно злоупотребляет такими катализаторами, как диалоги, – увы, часто вовсе неестественные.

Кульминация и развязка отнесены Красновым в заключительную, четвертую часть. Кульминационным моментом романа является решительный разрыв Акантова с масонской ложей, в которую он оказался втянут с помощью лжи и обмана. Соответственно, развязка разделена между двумя главными героями. В случае с Акантовым – это суд и казнь, в случае Лизы – осознание (наконец-то!), что ее Родина – это все же не гитлеровская Германия, а – пусть грядущая – Россия.

В романе присутствуют как бы две силы. К положительной автор относит всех честных и ищущих русских эмигрантов, не готовых смириться со своим положением (Лиза, Акантов, Верховцевы), а также… сочувствующих им нацистов. Отрицательный пласт, объединяемый в одно общее понятие «ложь», вырисован гораздо более подробно и тщательно. Здесь – и масоны, и евреи, и большевики со своей агентурой, и эмигранты, позабывшие о том, что они русские, купившись на материальные блага.

Краснов не жалеет красок, чтобы «заклеймить» эту «ложь», рядящуюся в разные маски: отрицательные персонажи предстают то под личиной либералов, то прикрываются показной «русскостью», чтобы вызвать у дезориентированных изгнанников ностальгические чувства и заманить их в ловушку, то одевают на себя таинственные франкмасонские знаки:

«Круглое, полное, сальное лицо Лапина скривилось в презрительной усмешке…»;

«Пижурин и на человека не походил. Какое-то человекообразное чудовище из Уэльсовского романа. Человек будущего, сорокового века, мозгляк, с огромным черепом, искривленный подагрой и ревматизмом, потерявший зрение, силу ног и рук, полупаралитик, сохранивший во всей остроте большой циничный ум и все влечения тела…»;

«Это Магдалина Могилевская, а не Дуся Королева… Это та “красная матушка”, предательница и убийца… Как она, однако, стара… Акантов видел дряблые щека, у шеи под челюстью были заметны следы швов после операции омолаживания… Она вся ложь…».

Испытывая ненависть и презрение ко всему советскому (в оригинальном наборе романа словосочетания «красная армия», «союз советских социалистических республик» и т.д. пишутся исключительно со строчных букв; в то же время слово «русский» – всегда, даже в таких сочетаниях, как «русская водка», «русский кабак», – только с прописных), автор не устает выказывать восхищение национал-социалистами, даже и в тех случаях, когда они предстают во всей своей расистской прямолинейности.

Вот, что говорит, к примеру, одному из героев Курт Бургермейстер, первый возлюбленный Лизы: «Ты понимаешь, Игорь, что нужна жертва, и я готов на жертву. Я проверил себя: я люблю Лизхен, но я не могу на ней жениться, и я, вероятно, вообще никогда не женюсь. И, если я женюсь, то на немке. Этого требует чистота расы. Я больше всего, и только, люблю Германию и партию. И я должен для них пожертвовать своим личным чувством». Игорь, а вместе с ним, надо думать и автор, делает из сказанного следующий вывод: «Так, вот… мы считали Курта “шляпой”, а он оказался сильнее нас всех…».

Оторопь вызывает и такая «презентация» одного из берлинских знакомых Лизы: «Ральф Сенендорф, милая Лиза, специалист по ядовитым газам. Он хочет изобрести такой газ, чтобы он действовал по всему земному шару, но только на неарийцев, – пустить такой газ, и в одно мгновение все жиды подохнут».

Разумеется, сегодня все это может просто шокировать читателя.

При всем сказанном, что-то не позволяет нам механически обозначить роман просто как заурядную поделку, изготовленную в угоду «имперскому министерству правды». Ведь помимо распространенных и поныне примитивно-расистских представлений, антисемитских предрассудков и штампов, здесь есть и безусловные литературные достоинства, и небезынтересный сюжет, и переплетение реальных и вымышленных событий, и чрезвычайно любопытные описания – включая бытовые – давным-давно исчезнувшего довоенного мира. Кроме того, роман можно назвать важным историческим источником, ведь Краснов подробно излагает здесь мотивацию тех эмигрантов, которые чуть позднее – с началом войны Германии против СССР – надели немецкие мундиры…

Предлагаемый читателю текст подготовлен и сверен нами по парижскому изданию 1939 года. В корпус романа не вносилось никаких изменений, кроме того, что написание некоторых слов, словосочетаний и аббревиатур было приведено в соответствие с правилами орфографии современного Русского языка, в некоторых случаях исправлялись также пунктуационные неточности. Авторские подстрочные примечания оставлены без исправлений, перевод английских, французских и немецких слов и выражений – также авторский. Наши примечания снабжены соответствующей пометкой.

Дмитрий Жуков

Часть первая

I

Реке подобна человеческая жизнь. В лесной глуши… на высокой горе, в серебряном блистании вечных ледников… в степной глубокой балке, у крутого пристена, под нависшим камнем… из зеленой тины болот – рождается тонкая струйка текучей воды и идет, бежит, журча и булькая, напевая радостную песню жизни по Божьему миру.

Еле приметным ручейком – перешагнуть можно – катится она по камушкам, как нянину сказку, слушает говор природы, радует путника манящей свежестью хрустальной воды… Так в грезах и сказках, в тихих колыбельных песнях, в маминой ласке, в несказанно прекрасном познавании окружающего, проходит ясное, светлое, чистое детство…

Иногда – так и замрет ручьем, не вылившимся в реку, уйдет под землю, скроется в болоте, убежит к близкому морю… Умрет человек ребенком, ничего не свершив.

Иной раз добежит до края плоскогорья, бурно сорвется вниз водопадом, шумными каскадами пронесется по крутому каменистому скату: тяжелая юность, обуреваемая страстями, пройдет – и вот уже вышла река на равнину, ширится притоками, как человек знаниями и опытом жизни, течет умиротворенная, несет на груди своей пароходы и баржи, шумит мельницами, трудится, работает, плодотворит и, спокойная и плавная, величаво вливается в море…

Смерть… Кончена река – начинается беспредельность морская… Новая жизнь… Вечная жизнь океана…

Разные реки – различны и жизни людские. Все идут к одному концу – к вечности… К вечно волнующемуся и вечно волнующему человека морю.