Читать книгу "Хаос. Отступление? - Хью Хауи"

– О чем вы хотите говорить? – спросил Фрейн.

Он был напуган. Он знал, для чего прибыли эти люди, трудно было не знать; и он действительно был напуган.

– Думаю, нам лучше войти в дом и сесть, – с нажимом произнесла Энид, отчетливо слыша в своей интонации нотки высокомерной снисходительности.

Глубокие морщины, избороздившие лицо Фрейна, стали еще глубже.

– Здесь собрались все? – продолжила Энид. – Соберите людей в общей комнате, в доме.

Резким отрывистым словом Фрейн отправил людей внутрь. Общая комната в доме этого хозяйства, как такого же рода помещения в других хозяйствах, была ничем не примечательна, хотя свои задачи выполняла исправно. На длинном обеденном столе – ни вазы, ни цветочка. На стенах – ни единого цветового пятна, за исключением выцветшего квадрата красно-зеленого сукна – сертификата на рождение ребенка, который хозяйство сумело заработать около лет шестнадцать назад. Тем ребенком, должно быть, была как раз Сьюзен. После того в доме появлялись новые взрослые, но Сьюзен была последним ребенком. Неужели им так захотелось еще одного, что они не стали дожидаться, пока местный комитет наградит их сертификатом?

В доме жило десять человек. За столом собралось девять. Некоторое время Энид изучала этих людей, вглядываясь в их лица. Большинство отводило глаза. Все, кроме Сьюзен.

– Я полагаю, здесь не все, – сказала Энид.

Молчание собравшихся людей густотой напоминало масло. Сзади над местом, где сидела Энид, возвышался Берт с рукой на поясе. Держался он легко и свободно, был явно в своей стихии. Энид молчала, пока неловкость, воцарившаяся в комнате, не взяла свое.

– Нет Эйрин, – проговорила Фелис. – Пойду, приведу ее.

– Нет, – возразил Фрейн. – Она не может прийти, она заболела.

– Заболела? – переспросила Энид. – И серьезно? Доктор ее смотрел?

В комнате вновь воцарилось молчание.

– Фелис! – обратилась Энид к хозяйке. – Буду вам крайне признательна, если вы приведете Эйрин.

Прежде чем Фелис привела девушку, прошло немало времени, и Энид с удовлетворением видела, как жильцы дома, по мере того как ожидание затягивалось, чувствуют себя все более и более неуютно. Сьюзен дрожала; один из мужчин, явно для того, чтобы унять дрожь, обхватил себя за плечи. Во время таких собраний все происходит именно так, одинаково ужасно; а последним делом Энид было дело об убийстве.

Когда Фелис ввела Эйрин в комнату, Энид увидела то, что и ожидала увидеть: старшая женщина, приобняв, ввела в комнату младшую, лет двадцати, в широкой юбке и блузке на три размера больше, которая вздымалась у нее на животе.

Эйрин шла медленно, придерживая живот. Некоторое время она, конечно, могла скрывать свою беременность, но теперь она была явно на седьмом месяце, и невозможно было дальше скрывать ни выросший живот, ни походку вразвалочку, которая так отличает беременных. Чувства злости и неприязни, повисшие над столом в комнате, сгустились, но теперь не Энид была их объектом.

Она подождала, пока Фелис проводит беременную к ее стулу – одна, без поддержки остальных.

– И именно ради этого вы пришли? – сквозь зубы и сжимая кулаки, проговорил Фрейн.

– Именно, – кивнула Энид.

– Кто разболтал? – зашипел Фрейн, оглядывая комнату. – Кто из вас разболтал?

Ответом было молчание. Эйрин вся съежилась и низко склонила голову. Фелис пристально рассматривала свои сложенные на коленях руки.

Фрейн повернулся к Энид:

– Кто послал донос? Я имею право знать того, кто меня обвиняет. Он обвиняет все наше хозяйство.

– Письмо было анонимным, – ответила Энид, – но изложенные там факты заслуживают доверия.

Важной частью следствия было найти автора доноса – того, кто отправил окружному комитету сведения о несертифицированной беременности. Фрейну об этом знать совсем не обязательно.

– Я буду допрашивать вас в течение двух дней, – сказала Энид, – и на свои вопросы я надеюсь получить честные ответы. Когда я разберусь в том, что произошло, мои полномочия позволят мне принять решение. Я сделаю все предельно быстро, чтобы не заставлять вас слишком долго ждать. Фрейн, я начну с вас.

– Это вышло случайно, – заговорил тот. – Случайно, я в этом уверен. Не сработал имплант. У Эйрин в городе есть парень, и все время они проводят вдвоем. Мы не возражали, потому что у нее был имплант, но потом он не сработал, и мы ничего никому не сказали, потому что испугались. Вот и все. Нам нужно было сразу сообщить в комитет. Мне действительно жаль, что мы так не поступили. Вы примете это во внимание?

Энид, не глядя на Фрейна, обратилась к сидящим за столом:

– Когда вы об этом узнали? Все. Начну с Эйрин: когда ты узнала, что беременна?

Молодая женщина говорила с трудом, слова замирали в ее горле, слезы душили и мешали произносить слова:

– Месяца два назад, я думаю… Меня тошнило. Так я и узнала.

Собравшиеся были подавлены. Девушка говорила правду.

– А остальные? – обратилась Энид к столу.

Ответом ей было невнятное бормотание. Мужчины кивали головами, бурча, что узнали про все только с месяц назад, когда живот уже было трудно скрывать. Они все отлично помнят тот день, когда Фрейн, узнав про беременность, орал на Эйрин.

– Да не орал я, – отозвался тот. – Просто был удивлен и вышел из себя.

– Я знаю, когда ее стало тошнить, – проговорила Фелис. – Я сама была беременна.

Она бросила взгляд на стену, где висел разноцветный кусок холста, и продолжила:

– Мне известны симптомы. Я спросила ее, и она сказала.

– Вы не хотели сообщить остальным?

– Фрейн не велел.

Итак, Фрейн все знал – с того самого момента, как узнала и Фелис. Он бросил на Фелис полный гнева взгляд, но та даже не подняла глаз.

– Эйрин, – сказала Энид, – могу я поговорить с тобой наедине?

Девушка вздрогнула и, вся сжавшись, прижала руки на животе.

– Я пойду с тобой, дорогая, – прошепталаа Фелис, но следователь остановила ее:

– Наедине. Берт останется с вами, а мы выйдем, немного прогуляемся.

Вся дрожа, Эйрин встала. Энид дала ей пройти и последовала за ней, кивнув Берту, который следил за каждым движением, происходящим в комнате. Тот кивнул в ответ.

Энид повела девушке по тропинке, окружающей дом, направляясь к огороду и пруду за домом. Она шла медленно, дав девушке возможность приноровиться к ее походке.

Обычно само физическое состояние хозяйства говорило о многом: повешены ли грабли и лопаты аккуратно на стене сарая или же неряшливо свалены в кучу возле небеленой стены фермы; зарос ли сад сорняками; есть ли на окнах цветы в ящиках. Выложена ли тропинка, ведущая от одного дома к другому, гладкими, отшлифованными в воде камешками, или же это просто грязные дорожки, протоптанные в траве. Энид судила хозяйства не по тому, желают ли его обитатели выглядеть хорошо в глазах других людей; важно было, какими они хотят выглядеть в глазах собственных. Им же с этим жить, смотреть на это каждый день.