Читать книгу "Муравьи - Бернард Вербер"

– Ну, так зачем ты ко мне пожаловал? Сейчас к старикам просто так не приходят.

– Бабушка, не будь циничной.

– Я не циничная, просто я знаю жизнь и людей, только и всего. Ну, ладно, хватит разводить антимонии[5], говори, что тебя привело.

– Я хотел бы, чтобы ты мне рассказала о нем. Понимаешь? Он мне оставляет свою квартиру, а я о нем даже ничего не знаю…

– Эдмон? Ты не помнишь Эдмона? А ведь когда ты был маленьким, он любил подбрасывать тебя в воздух. Помнится, один раз даже…

– Да, я тоже об этом помню, но после этого случая – пустота.

Старушка устроилась в большом кресле, стараясь не слишком помять чехол.

– Эдмон… да, это была личность. Даже в детстве твой дядя доставлял мне немало хлопот. Ох, и намучилась же я с ним! Например, он все время ломал игрушки, чтобы их разобрать, а потом снова собрать – но это не всегда. И не только игрушки! Он раскурочивал все: часы, проигрыватель, электрическую зубную щетку. Однажды он даже разобрал холодильник.

Как будто подтверждая слова старушки, старинные часы в гостиной принялись мрачно отбивать время. Маленький Эдмон и им показал, где раки зимуют.

– И еще у него была одна мания – тайники. Он переворачивал дом вверх дном и устраивал себе «норки». Одну он сделал при помощи одеял и зонтиков на чердаке, другую – из стульев и шуб в своей комнате. Он любил прятаться в них, вместе со своими сокровищами. Я как-то раз смотрела, там было полно подушек и всякого механического хлама, который он натаскал из разных агрегатов. Но, в общем, уютно.

– Все дети так делают…

– Может быть, но у него это принимало странные масштабы. Он ни в какую не желал больше спать в своей кровати – только в одной из этих «норок». Иногда он сидел там неподвижно целыми днями. Как будто в спячку впадал. Твоя мать говорила, что в прошлой жизни он, скорее всего, был белкой.

Джонатан улыбнулся, подбадривая старушку.

– Однажды он захотел построить хижину в гостиной под столом. Это стало последней каплей, переполнившей чашу, и твой дедушка прямо-таки вскипел, а он ведь всегда был такой спокойный. Он отшлепал этого сорванца, разобрал все его «норки» и заставил спать в постели.

Бабушка вздохнула.

– С той поры Эдмон весь ушел в себя. Как будто перерезали пуповину. Мы больше для него не существовали. Но я думаю, что такое испытание пошло ему на пользу, он должен был понять, что люди не будут бесконечно терпеть его капризы. Ну, а дальше больше. Школу он на дух не выносил. Ты, конечно, опять скажешь: «как все дети». Но с ним все было сложней. Ты много знаешь детей, которые вешаются на ремне в туалете из-за того, что учитель на них накричал? А вот он пытался – семи лет от роду. Слава богу, уборщик его спас.

– Может быть, он был слишком ранимым…

– Ранимым? Ты смеешься? Через год он пытался зарезать одного из учителей ножницами. Целился в сердце. К счастью, только испортил ему портсигар. – Старушка подняла глаза к потолку, словно разрозненные воспоминания сыпались на нее, как хлопья снега.

– Потом стало чуть полегче, потому что некоторым учителям удалось его заинтересовать. По тем предметам, которые он любил, у него были отличные отметки, а по всем остальным хуже некуда. Вот так, никакой середины.

– Мама говорила, что он был гением.

– Он ее прямо-таки заворожил, когда рассказал ей, что ищет «абсолютное знание». Твоя мать с десяти лет верила в переселение душ, и вбила себе в голову, будто он в прошлой жизни был Эйнштейном или Леонардо да Винчи.

– И белкой?

– Почему бы нет? Будда говорил: «Чтобы родилась душа, нужно много жизней».

– Он проходил тест на уровень интеллектуального развития?

– Да. Результат был плохой. Двадцать три пункта из ста восьмидесяти, что означает легкое слабоумие. Воспитатели решили, что он ненормальный, что его нужно поместить в школу для дебилов. Но я-то знала, что он нормальный. Он просто был, что называется, не от мира сего. Помню, как-то раз – надо же, ему было-то от силы лет одиннадцать – он предложил мне на спор сделать четыре равнобедренных треугольника всего из шести спичек. Это не легко, если хочешь, сам попробуй…

Старушка ушла на кухню, взглянула на чайник и принесла шесть спичек. Джонатан задумался. Задача показалась ему разрешимой. Он испробовал несколько вариантов и через некоторое время был вынужден сдаться.

– Ну и как же это сделать?

Бабушка Огюста сосредоточилась.

– Ты знаешь, по-моему, он мне так и не объяснил. Я только помню, как он намекнул: «Нужно думать по-другому, если думать так, как мы привыкли, ничего не получится». Представляешь, в одиннадцать-то лет! Ой! Кажется, чайник свистит. Вода, должно быть, вскипела.

Старушка вернулась с двумя чашками, наполненными очень ароматной желтоватой жидкостью.

– Знаешь, мне приятно, что ты интересуешься своим дядей. Теперь ведь как: умер человек, и все о нем забыли, словно его и не было.

Джонатан оставил спички и принялся осторожно прихлебывать вербеновый чай.

– А что произошло потом?

– Не знаю, как только он поступил в университет, мы потеряли его из виду. Твоя мать мне говорила, что он блестяще защитил диплом, потом работал на какой-то фирме, что-то они там выпускали съедобное, потом он оттуда ушел и уехал в Африку. Потом вернулся, жил на улице Сибаритов и никто ничего о нем не слышал до самой его смерти.

– От чего он умер?

– А, ты не знаешь? Невероятная история. Представь, его убили осы.

– Осы? То есть?

– Он гулял по лесу, случайно, наверное, наткнулся на осиное гнездо, ну а эти твари на него и набросились. Судебный медик и тот удивлялся: «Я никогда не видел столько укусов на одном человеке!» Он умер от того, что у него в организме было 0,3 грамма яда на литр крови. Представляешь?

– А где его могила?

– Он попросил, чтобы его похоронили под сосной в лесу.

– А фотографии у тебя есть?

– Да вон, над комодом. Справа Сюзи, твоя мать, молодая еще совсем. Слева – Эдмон.

У Эдмона был открытый лоб, маленькие острые усики, уши без мочек, поднятые выше уровня бровей, как у Кафки. На лице его играла злая усмешка. Настоящий чертенок. Его сестра Сюзи была прелестна в своем белом платье. Через несколько лет она вышла замуж, но навсегда сохранила фамилию Уэллс. Как будто не хотела, чтобы ее супруг оставил потомкам память о себе.

Подойдя поближе, Джонатан заметил, что Эдмон поднял над головой своей сестры «рожки» из двух растопыренных пальцев.