Читать книгу "Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев"

Анненковы прожили трудную, но долгую жизнь. У них было восемнадцать детей, один из которых — отец моего героя Владимир.

Владимир Иванович Анненков (1831–1904) родился на каторге, в Петровском заводе, детство и юность провёл в среде декабристов. Они, особенно И.И. Пущин, были его первыми учителями и наставниками.

Владимир Иванович окончил Тобольскую гимназию, но продолжить его образование далее семья не имела возможностей. Несмотря на это, по воспоминаниям дочери[6] он был весьма разносторонне и основательно образован и уже в сорок лет стал председателем Харьковского окружного суда. Незадолго до смерти Ивану Александровичу вернули часть его имущества, и после смерти отца Владимир Иванович стал обладателем значительного состояния, но вёл скромный образ жизни, не терпел барства и лени и, испытывая какую-то инстинктивную ненависть к роскоши, носил грубое платье, употреблял самую простую пищу. Строго и без излишеств воспитывал Владимир Иванович и своих детей. Их у него было трое, и один из них — Борис.

О матери Бориса мне ничего не известно, кроме того, что, по словам генерала П.Н. Краснова, она была цыганкой.

«Я родился в семье отставного полковника, — пишет о себе атаман (от себя добавим, что это произошло 9 февраля 1889 года).

Отец имел около 70 десятин[7] земли и имение в Волынской губернии. Он умер в 1904 году.

По линии отца моя родословная идёт от декабриста Анненкова. Восьми лет я был отдан в кадетский корпус, который окончил в 1906 году, затем по вакансии[8] поступил в 3-е Александровское военное училище в Москве, где пробыл два года и выпущен офицером в чине хорунжего»[9].

— По окончании военного училища меня назначили командиром сотни сначала в Первый Сибирский полк, затем перевели в туркестанский город Кокчетав в казачий полк, — говорил Анненков на Семипалатинском процессе.

Сейчас некоторые исследователи жизни и деятельности Б.В. Анненкова[10] полагают, что он никакого отношения к декабристу И.А. Анненкову не имеет, а является его однофамильцем. Убедительных заключений специалистов на эту тему я не встречал, но уверен, что подтверждение или установление истины ещё никому не вредило. И, если окажется, что Анненков — не потомок декабриста, это нисколько не обеднит его биографию.

Не ведал Анненков, что и слова о его полковничьем происхождении десятилетиями будут нещадно эксплуатироваться советскими историками, что это воистину будет для них золотой жилой, которую они, не уставая, станут разрабатывать, бросая тень на его личность: раз сын полковника и помещика, — значит, сам реакционер, мракобес, душегуб, потому что яблоко от яблони недалеко падает и другого Бориса Анненкова при таком отце не могло и родиться! И здесь же, по замыслу советских историков-идеологов, пред светлыми очами советского народа в лице атамана должен был предстать весь класс помещиков — грубый, жестокий, несправедливый, класс-зверь, класс-паразит, класс-враг! И нет ничего удивительного, что бандит и садист Анненков — достойный представитель своего класса! Так навязывалось людям официальное мнение об Анненкове. Между тем отец Анненкова никакого отношения к армии не имел и не носил никаких воинских званий. Он был, как уже говорилось, председателем Харьковского окружного суда и, согласно Табели о рангах[11], его должность по общественному положению приравнивалась даже не к должности армейского полковника, а лишь подполковника. Называя своего отца полковником, Анненков хотел, по-видимому, подчеркнуть свою военную потомственность. Поступая так, он, конечно же, знал, что когда-нибудь это может ему повредить, но не мог и подумать, что это легкомысленное бахвальство будет преследовать его даже после смерти…

На этом генеалогические заметки о древе Анненковых закончим и далее пойдём по следам атамана самостоятельно. Вначале попытаемся воссоздать его портрет.

Портрет

Создание портрета — всегда сложно. Здесь недостаточно добиться внешнего сходства с оригиналом: нужно ещё вдохнуть в портрет жизнь, показать духовный, внутренний мир человека. Поэтому искусством портрета владеет не каждый художник, а лишь тот, кому это дано природой.

Проблема портрета не разрешается автоматически и с помощью фотографии: и здесь добиться соответствия оригиналу дано только мастеру.

Ещё труднее создать литературный портрет. Это тоже даётся немногим — только истинным мастерам слова. О соответствии созданного портрета оригиналу могут судить только те, кто знаком с этим оригиналом. Остальные принимают на веру то, что им сообщает писатель. Этим пользуются, пренебрегая объективностью, некоторые «портретисты», и, в зависимости от того, чей заказ они выполняют, какую идеологию исповедуют, от своего личного отношения к герою, делают его красивым или безобразным.

Я не мастер слова, и мой потрет героя, естественно, не претендует на то, чтобы считаться совершенством. Это, скорее, даже и не портрет, а материал для него, на основании которого у читателя может сложиться свой взгляд на атамана. Работая над этой главкой своих записок, я стремился к объективности и использовал разный материал — и положительно, и отрицательно характеризующий Анненкова. К сожалению, не все материалы о нём оказались для меня доступны…

Анненков — ребёнок, Анненков — кадет, Анненков — юнкер нам почти неизвестен. Его сестра, Мария Владимировна (в замужестве — Брызгалова) в своих воспоминаниях[12] ничего не пишет о брате, однако отмечает, что отец, будучи сам скромным, не терпящем барства и лени человеком, воспитывал своих детей строго и без излишеств. В чём заключалась строгость воспитания, Мария Владимировна не раскрывает, но раз уж она через много лет отмечает строгость отца в отношении девочек, то уж к единственному сыну он наверняка предъявлял повышенные требования. Это, по-видимому, проявлялось и в скромности одежды ребёнка (не отсюда ли склонность Анненкова к ярким одеяниям как компенсация за эту скромность?), и в пристальном внимании к его поведению. Можно допустить, что наш герой, будучи подвижным мальчиком, проказником, непоседой и вожаком сверстников, не единожды получал отцовские подзатыльники, и не исключено, что даже был порот и за собственные грехи, и за грехи своих сотоварищей.