Читать книгу "Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский"

Карьера Хрущева началась с предательства: его вызвал Лев Мехлис, редактор газеты «Правда» и секретарь Сталина, еврей. Он предложил Хрущеву подписать письмо против слушателей академии — троцкистов. Хрущев сам был троцкистом, но в тот момент мужицким чутьем уловил, откуда ветер дует. И подписал письмо. Его опубликовали в «Правде», и Хрущев вдруг превратился в ярого сталиниста. Его очень скоро назначили секретарем партийного комитета академии.

Вместе с ним училась Надежда Аллилуева, жена Сталина. Она познакомила Хрущева с мужем, и это знакомство определило огромный успех его партийной карьеры. Всего через три года Хрущев стал первым секретарем московской партийной организации.

В тридцатые годы (годы жестокого террора) Никита Хрущев активно проводил в Москве репрессии — выслуживался. Вскоре его назначили на пост Первого секретаря ЦК компартии Украины, и там репрессии продолжались: тысячи руководящих работников были сосланы в лагеря и расстреляны. Вскоре Сталин сделал его членом Политбюро — кремлевской элиты.

Низкорослый, плотный, рано облысевший, Никита Хрущев разговаривал на деревенском диалекте с тыканьем и зачастую вел себя нарочито грубо. Этим он часто вызывал смех, другие кремлевские руководители считали его «мужиком», посмеивались над ним и не принимали всерьез. Сталин сам любил подшутить над ним, иногда нарочно пугал или тыкал пальцем в объемистый живот и дразнил Ныкытой. А на общих попойках кремлевской верхушки заставлял Хрущева плясать гопак. И Хрущев плясал — плясал «под дудку» Сталина. Но при кажущейся простоте Хрущев обладал хитростью и мужицкой смекалкой. До конца разгадать его не мог никто.

И вот теперь получалось, что инициатива развенчания Сталина принадлежит ему. Но Хрущев не рассказал делегатам, как и почему в Кремле решились развенчать Сталина.

* * *

Произошло это так. Сразу после смерти Сталина все архивы по обвинениям и арестам были переданы из Министерства внутренних дел в Министерство юстиции. В отличие от следователей внутренних дел, эти юристы не были вовлечены в дела политических репрессий, они разбирали только законность и обоснованность арестов и казней — сугубо на основании юридических доказательств. Среди них было много евреев. Евреи-юристы были тонкими знатоками законов. Понятия «права человека» в сталинские времена не существовало, но юристы знали чисто политическую подоплеку многих кровавых дел и сочувствовали арестованным и их семьям. За один только 1954 год, первый после смерти Сталина, они разобрали и представили к полной реабилитации дела 7679 несправедливо осужденных. Пока это была капля в море, но даже из этого количества половины осужденных уже не было в живых.

Изучая дела осужденных, юристы наткнулись на массовые аресты делегатов XVII съезда партии в 1934 году. Этот съезд Сталин назвал «съездом победителей», он считал, что социализм уже победил. А на самом деле промышленность страны развивалась медленно, нехватка средств компенсировалась грабежом деревни, люди вымирали сотнями тысяч, в городах велась пропаганда «потребительского аскетизма» — затягивания поясов на голодных животах со скудным распределением продуктов по карточкам-купонам. Из страны вывозили и продавали за валюту нефть, золото, лес и даже картины великих художников. Массовое преследование миллионов людей привело к разрухе всего хозяйства страны, повсюду свирепствовал голод.

Некоторые из делегатов, особенно старые партийцы, работавшие с Лениным, решили убрать Сталина с поста генерального секретаря и заменить его Сергеем Кировым, секретарем Ленинградского комитета партии. Они тайно собирались на квартире заместителя Сталина Серго Орджоникидзе. Из 1966 делегатов съезда почти триста тайно проголосовали против Сталина. Когда это подсчитали, то по указке Лазаря Кагановича, помощника Сталина, сфальсифицировали результаты: было объявлено, что против Сталина голосовало три человека, а против Кирова — четыре. Но Киров сам отказался от поста в пользу Сталина. Так, с помощью лжи и махинаций Сталин удержался и остался генеральным секретарем партии. После съезда Георгий Маленков и группа других депутатов показали Сталину, кто голосовал против и кто высказывал недоверие. Тогда по его указанию были арестованы 1108 делегатов (больше половины) и 98 из 138 выбранных членов ЦК (70 %). Многие были расстреляны. В том же году был убит сам Киров, а потом застрелился Орджоникидзе.

* * *

Разобрав эти дела в 1955 году, двадцать один год спустя, работники юстиции сообщили в ЦК партии, что террор против делегатов XVII съезда был беспрецедентным преступлением. Тогда создали комиссию во главе с секретарем ЦК Поспеловым. В заключение комиссии говорилась: «Сталин к тому времени настолько возвысился над партией и над народом, что уже совершенно не считался ни с Центральным Комитетом, ни с партией… Сталин полагал, что он может сам вершить все дела, а остальные нужны ему как статисты, всех других он держал в таком положении, что они должны были только слушать и восхвалять его».

Правда, в докладе комиссии умалчивалось, что молодой Никита Хрущев на том съезде восхвалял Сталина и впервые был выбран в ЦК. Выступая, Хрущев насколько раз повторил: «…Задачи, развернутые в гениальном докладе товарища Сталина…», «…Московская организация, как и вся партия… еще теснее сплотится вокруг… нашего великого вождя товарища Сталина»[7].

Подготавливая доклад, Хрущев правильно рассчитал, что это придаст ему больше авторитета. Но старые кремлевские волки боялись, что развенчание Сталина падет тенью и на них. Тогда нашли выход: раскрыть не всю правду, а только часть. Дмитрий Шепилов, помощник Хрущева, переписал доклад комиссии, немного изменив его. В новой редакции XVII съезд и 1934 год не упоминались, а террор начинался только с 1937 года. Это был первый рассказ о том, что делалось за стенами Кремля, но всю вину свалили на трех расстрелянных министров внутренних дел — Ягоду, Ежова и Берию. Но все-таки этот доклад Хрущева был первым официальным рассказом о том, что творилось за стенами Кремля. И прозвучал он как гром.

* * *

По окончании доклада раздались жидкие аплодисменты — делегаты растерялись, не знали, как реагировать.

Председательствующий сказал: «Товарищи делегаты, предлагается прений по докладу товарища Хрущева не открывать и вопросов не задавать. ЦК считает, что никаких материалов доклада раскрывать в обсуждениях не рекомендуется. Всем вам будет своевременно разослана на места инструкция, по которой вы должны действовать».

Расходились в глубоком молчании — молчать эти люди были приучены.

Семен Гинзбург вышел с заседания в смятении: с одной стороны, доклад был как бы поворотным пунктом в истории партии и страны, это давало надежду на будущие улучшения; с другой — в нем была рассказана только половина правды. Конечно, он и до этого доклада понимал, что Сталин преступник. И вдобавок знал, как много зверских преступлений Сталин совершил против евреев. Но об этом Хрущев не упомянул ни слова.

Шофер Гинзбурга отыскал его в толпе выходивших делегатов:

— Семен Захарович, машина на улице Грановского. Ближе к Кремлю разрешили стоять только цековским машинам, а все министерские услали.