Читать книгу "Дневники. Я могу объяснить многое - Никола Тесла"

Итак, о мысли, пришедшей сегодня утром в мою голову. Я вдруг подумал о том, что останется после меня. Мои изобретения, мои научные труды и огромное количество небылиц, которые выдумывают все, кому не лень. Я стар. Сегодня мне исполнилось 80. Жизнь близится к концу. На мне наш род пресечется. У меня есть племянники, с одним я переписываюсь[10]. Но он меня почти не знает. Переписки недостаточно для того, чтобы узнать человека как следует.

Я привык свысока глядеть на сплетников и лжецов. Я делаю это не только благодаря моему росту, но и потому, что я выше их духовно. Но иногда, когда лжецы переходят границы, мне приходится обращать на них внимание и давать им отпор. Пока я жив, я могу это сделать. Но после того как меня не станет, мое имя начнут поливать грязью безбоязненно и некому уже будет за меня заступиться. Если племянник попробует, то клеветники ему скажут: «ты не знал его так, как знали его мы». Выход один – пока у меня есть силы, я сам должен рассказать о себе, отделить зерна от плевел, чтобы последующие поколения могли бы узнать настоящего Николу Теслу.

Мне приходилось писать о себе для журналов. Но если о своих изобретениях в «Electrical Experimenter» мне удалось рассказать без помех, то в «Scientific American» мой рассказ подвергся сильной правке. «Это неинтересно нашим читателям» или «это может повредить и вам и нам», говорили мне, что-то исправляя или вычеркивая. В результате от довольно подробной истории моей жизни осталось совсем немного. Вдобавок, редактор не ограничился вычеркиванием. Он дописал начало, в котором я рассыпался в комплиментах журналу. Любой хорошо знающий меня человек подтвердит, что комплиментарность мне совершенно не свойственна. «Искренность немногословна», – говорил мой отец. Напечатанная статья не понравилась мне настолько, что я отказался от гонорара и высказал редактору свое мнение о нем и его методе работы без каких-либо купюр.

В юности я не верил в Бога. Атеист в семье священника все равно что гусь в овечьем стаде – редчайшая редкость. Когда я сказал отцу, что не хочу идти по его стопам, потому что не верю в Бога, отец, вопреки ожиданиям, не рассердился. Он посмотрел на меня тем особенным взглядом, которым врачи смотрят на тяжелобольных, и сказал, что к истинной вере приходят через сомнения. Сомнения – это искус, который надо преодолеть, чтобы обрести крепкую, незыблемую веру. Мне на это потребовалось более 40 лет. Настал день (отца к тому времени же не было в живых), когда я осознал, что Бог есть. Каждая разгаданная тайна мироздания, каждое сделанное открытие приближало меня к мысли о существовании непостижимого Высшего Замысла, Закона над всеми законами. Меня по инерции продолжают считать неисправимым материалистом, но на самом деле я давно уже не таков. Я пришел к вере через долгий период отрицания, и вера моя крепка, как и предсказывал отец.

Перед лицом Господа нашего я клянусь, что буду писать только правду о себе, ничего не утаивая и не приукрашивая. В доказательство этого я начну рассказ о себе с самого гнусного моего поступка, за который мне стыдно до сих пор. В чем ужас неблаговидных поступков? В том, что все проходит, а стыд остается и сидит занозой в глубине души.

Я буду писать одну лишь правду о себе, какой бы она ни была.

Мне не хочется, чтобы потомки знали того Николу Теслу, про которого пишут в газетах. Но и рисовать идеальный образ я не собираюсь. У меня одна цель – показать себя настоящим, таким, какой я есть на самом деле. Свои воспоминания я начну с моего сегодняшнего дня. Расскажу о том, чем я сейчас занимаюсь, чтобы читатели моих воспоминаний не думали, что я выжил из ума и сочиняю сказки. Также я расскажу о своем научном методе, чтобы впоследствии было понятно, почему над одними вопросами я размышлял несколько лет, а ответ на другие находил сразу.

Мой метод и моя нынешняя работа

Я могу объяснить многое, но не могу объяснить того, как работает мой мозг. Ответы на одни вопросы я получаю путем долгой мыслительной работы. Я в первую очередь мыслитель и только во вторую экспериментатор. Сначала надо думать, а потом уже пробовать – ставить эксперименты, иначе вместо научного поиска получится блуждание в потемках. Ответы на другие вопросы приходят ко мне сразу. Стоит мне только подумать – и я вижу целостную картину. Такое впервые случилось со мной в 1882 году в Будапеште, когда во время прогулки по парку я вдруг увидел схему двигателя, работающего от переменного тока. Еще не поняв, что происходит, я начал быстро чертить схему тростью на песке, потому что до того дня у меня не было привычки всегда носить с собой блокноты и карандаши. Это озарение было первым в длинной цепи озарений, которые посещают меня до сих пор. Каким-то необъяснимым образом я могу заглядывать в будущее и получать оттуда ответы на свои вопросы. Речь идет не об открытии, сделанном логическим путем, а о появлении подробного ответа на вопрос без какой-либо мыслительной работы. Я словно смотрю сквозь время и вижу то, чего еще нет.

Ум мой устроен так, чтобы непременно находить всему объяснение, чтобы все знать. Я не могу начать есть, пока не высчитаю объем супа в тарелке и не удостоверюсь в том, что его именно столько, сколько требуется. Разумеется, природа моих озарений очень сильно интересовала меня. Отчаявшись получить ответ на этот вопрос самостоятельно, я обратился за помощью к ныне покойному профессору Холлу[11]. Тот изучал меня в течение года, но так и не смог ничего объяснить. Тогда я нашел объяснение сам. Я решил, что со мной поддерживает связь некая инопланетная цивилизация, скорее всего – марсиане. К этому выводу меня подтолкнула связь между моими озарениями и появлением на небе Марса. Правильный ответ пришел ко мне много позже. Я проснулся – и первой мыслью моей стала мысль о том, что все мои озарения есть чудеса, ниспосланные Богом. Я не верил в Него, я был строптив и дерзок, и Он, подобно доброму отцу, ласково и терпеливо увещевал меня, посылая мне одно доказательство Своего существования за другим на протяжении многих лет. В тот день я нарушил свой распорядок. Выбежал из отеля, сел в такси и велел водителю везти меня в православный храм. Я не знал его местонахождения, водитель такси тоже не знал, и полицейские, к которым мы обращались за помощью, не знали. Уже по одному этому факту можно судить о том, насколько я был взволнован и растерян в тот момент. Вместо того чтобы носиться как безумный по Нью-Йорку, я мог бы позвонить кому-нибудь из земляков и спросить, куда они ходят молиться. Но я не сообразил этого сделать. Спустя один час и восемь минут наших поисков очередной полицейский вспомнил, что рядом с его домом есть православная церковь. «Там такие луковицы с крестами на крыше», – сказал он. «Да! – воскликнул я так громко, что полицейский и водитель вздрогнули. – Луковицы с крестами! Нам туда!» Мы приехали на 97-ю стрит в церковь Святителя Николая. То был последний из ниспосланных мне свыше знаков – обретя веру, я впервые помолился в храме святого, чье имя получил при крещении.