Читать книгу "Восточный рубеж. ОКДВА против японской армии - Евгений Горбунов"

— Я буду говорить совершенно откровенно, — ответил полпред, — следуя предложению господина премьер-министра, и прошу его не обижаться, если действительно кое-что из сказанного мною будет ему не совсем приятно. У нас в СССР ещё не вполне изгладился неприятный осадок от недавнего прошлого и в настоящее время имеются кое-какие опасения… Кое-какие отдельные заявления, имевшие место здесь в Токио, кое-какие намёки… всё это даёт повод для недоразумений, создаёт почву для разного рода предположений и затрудняет благоприятное решение целого ряда конкретных вопросов тем, что заставляет думать о каких-то широких планах Японии в отношении нашего Дальнего Востока.

Отставной генерал явно переигрывал, изображая простого солдата, чуждого дипломатических церемоний. Откровенности и искренности в его словах не было. Трояновский, естественно, не обольщался на этот счёт. В то время меморандум ещё не был ему известен, но общая тенденция японской политики по отношению к советскому Дальнему Востоку была для него ясна. Танака почувствовал это и пытался вернуть беседу в спокойное русло пустых, ничего не значащих заявлений.

— Это не более как недоразумение. Я торжественно заявляю, — сказал он, — что никаких намерений и планов, даже самых отдалённых, в какой-либо мере напоминающих политику территориальных захватов, нападений на СССР, интервенций или чего-либо тому подобного у японского правительства нет, что никаких инструкций кому бы то ни было предпринимать в этом направлении, никаких пожеланий никогда японское правительство и я никому не давали. Никаких мыслей относительно нападений на СССР и территориальных захватов у нас нет и быть не может. Я это совершенно открыто и твёрдо заявляю. Это, несомненно, какое-то недоразумение.

— Я лично тоже в этом убеждён. Я тоже думаю, что это недоразумение, — продолжал Трояновский. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что у японского правительства не может быть каких-либо захватнических планов, но и само существование таких планов могло бы иметь очень тяжёлые последствия и для нас, и в не меньшей степени для Японии. Существование таких планов омрачило бы наши взаимоотношения, создало бы тяжёлую атмосферу для всякого рода переговоров. Я не думаю, чтобы это было выгодно для Японии. А существование таких планов привело бы к борьбе не на жизнь, а на смерть, ибо при всей силе и мощи японского народа, в особенности его армии, всякий знает, что мы тоже умеем за себя постоять и в обиду себя не дадим.

— Я думаю, что на эту тему много не стоит говорить. Вопрос совершенно ясен. Я уже сказал, что на этот счёт советское правительство и господин посол могут быть совершенно спокойны и выкинуть из головы всякие мысли о каких-либо агрессивных планах со стороны Японии (2).

«Язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли» — это основное правило дипломатии отставной генерал усвоил очень хорошо, хотя и кичился солдатской прямотой и откровенностью. Его задачей было убедить полпреда, что северному соседу ничего не угрожает, что в Москве могут быть спокойны и заниматься своими европейскими делами без оглядки на дальневосточные границы Союза. Что при этом чёрное выдаётся за белое, а агрессивные планы, изложенные в меморандуме, за миролюбивую политику, премьера нисколько не смущало. В дипломатии такие понятия, как открытость, честность, верность своему слову, стоили очень немного. Главное — высшие интересы своей страны. Этим и руководствовался Танака во время беседы с полпредом.

В беседе с японским премьером советский полпред был дипломатичным, хотя и достаточно откровенным. В миролюбие отставного генерала верилось слабо, и поэтому предупреждение любителям военных авантюр было высказано Трояновским вполне определённо. Но тогда шёл только 1928 г., японские войска ещё не стояли у дальневосточных границ нашей страны, не было ещё ни нарушений границ, ни провокаций. Всё это было в будущем…

* * *

В разведывательном управлении генштаба империи разрабатывались подробные, рассчитанные на долгие годы, планы разведывательной, подрывной и диверсионной деятельности против СССР. Такая деятельность в конце 20-х и в 30-х гг. была одним из важнейших элементов подготовки к захвату советских дальневосточных территорий. Тайная война против нашей страны велась непрерывно, настойчиво, не ослабевая ни на один год. Она не знала перемирий. Задолго до того, как в мае 1939 г. первые залпы необъявленной войны нарушили предрассветную тишину на Халхин-Голе, сражения на этом тайном фронте были в полном разгаре.

В 1925 г. дипломатические представители СССР и Японии подписали в Пекине конвенцию, определявшую основные принципы мирных взаимоотношений между двумя странами. Япония приняла на себя обязательства не поддерживать ни прямо, ни косвенно никаких организаций и группировок, деятельность которых была бы направлена против СССР. Был подтверждён Портсмутский мирный договор, заключённый между Россией и Японией после русско-японской войны. По этому договору Япония была обязана не проводить никаких военных приготовлений в Маньчжурии и Корее и не использовать принадлежащую ей Южно-Маньчжурскую железную дорогу в военных целях. Между двумя странами были установлены нормальные дипломатические отношения, и казалось, ничего не должно было омрачить добрососедских отношений между двумя странами. Но в действительности всё было иначе.

В апреле 1925 г. в штаб Квантунской армии, расположенный в Порт-Артуре, прибыл из Токио майор Канда Масатанэ. Офицер имел рекомендации начальника разведывательного управления генштаба, что уже говорило о многом, и направлялся в Харбинскую военную миссию, где он должен был заниматься вместе с сотрудниками миссии сбором стратегически важных сведений о северной Маньчжурии и СССР.

Скромный майор, в течение года проработавший до этого в разведывательном управлении генштаба, оказался ревностным служакой.

По собственной инициативе, разумеется, испросив разрешения своего разведывательного начальства, которым подобные инициативы всячески поощрялись, он решил заняться разработкой плана основных мероприятий подрывной деятельности против СССР.

В конце 1927 г. Канда Масатанэ закончил разработку подробного и обстоятельного доклада, где каждое положение было взвешено и тщательно продумано. Документ занимал 50 страниц убористого текста и был озаглавлен: «Материалы по изучению подрывной деятельности против России» и был направлен с соответствующими грифами секретности в штаб Квантунской армии и генеральный штаб. Доклад произвёл соответствующее впечатление, скромный майор был замечен, и это позволило ему сделать в дальнейшем блестящую карьеру. К концу Второй мировой войны он был уже генерал-лейтенантом и увешен почти всеми орденами островной империи.

Доклад был программой разведывательных, диверсионных и подрывных мероприятий против СССР, причём эта программа предназначалась как для мирного, так и для военного времени. Первый раздел документа назывался «общие принципы подрывной деятельности против России». Автор доклада рекомендовал принять меры к обострению национальной, идеологической и классовой борьбы внутри нашей страны. Предлагалось подстрекать государства, лежащие на западных и южных границах Союза. Угрожать ему таким образом, чтобы не дать возможности перебросить на Дальний Восток большую армию. При помощи экономической блокады мешать ввозу в Союз материальных средств и, в частности, предметов военного снаряжения. Рекомендовалось также разрушать транспортные сооружения, телеграфную связь, задерживать мобилизацию и концентрацию армии. Главная ставка при этом делалась на сибирские железные дороги.