Читать книгу "Варан - Марина и Сергей Дяченко"

* * *

Три сезона назад, когда Варану было четырнадцать лет, он чуть не ушел с плотогонами.

Они являлись обычно в первый месяц осени, когда любой голодранец в поддонье богат, как король, когда всем срочно требуются новые косяки для дверей, новые лодки, снасти, смола, древесина. Обычно их замечали на горизонте за день до прибытия — в центре колоссального плота возвышалось колесо с бегущими в нем людьми, огромные лопасти поднимались и опускались, вспенивая воду, но плот продвигался, как пьяная черепаха, — так был тяжел, многослоен, высился над водой и глубоко уходил под воду, и вся его чудовищная масса была — древесина из дальних стран, белая и желтая, твердая и мягкая, почти неподвластная гнили, душистая, свежая древесина.

Был бы в межсезонье ветер — ставили бы, наверное, парус. Но сезон прошел, и с ним улеглись ветры, и легкие игрушки богатых горни — лодки под цветными парусами — нашли пристанище где-то в пещерах верхнего мира… Плотогоны двигались неторопливо и торговались основательно, все были кряжистые, с белыми или желтыми лицами, с бородавками-сучками, будто наспех вытесанные из дерева. У каждого за поясом имелся кривой кинжал, а кое у кого — меч или арбалет за спиной: плотогону есть что терять. Они ходят по морям верхом на куче денег — неудивительно, что охотников за плотами куда больше, чем лесорубов. Каждому охота оседлать чужой плот — и плестись черепашьим шагом от острова к острову, покуда плот не растает, а кошелек — не раздуется, словно пузырь…

Иногда дерево, выставленное на продажу, бывало полито кровью. Суеверные не хотели брать; плотогоны скалились: не надо. Другие возьмут. Что тебе эта ржавчина: высохнет и осы-плется, в огне сгорит — не заметишь, дождем смоет — и не станет ее…

А однажды у Круглого Клыка встал на торги огромный плот с измененными хозяевами. Толпа головорезов, один другого страшнее, среди них и опустившиеся горни, и поддонки, и белые, как лед, чужестранцы — жутколицые, в шрамах. Чистого дерева в связках почти не осталось — а плотогонов не осталось никого, известно, что они в плен не сдаются. Ничего хорошего в плену их не ждет.

В первый день поселок, потрясенный, не вышел на торги. Выставили стражу, зарядили единственную пушку, послали наверх, князю, мольбу о защите. Ответ пришел незамедлительно: выяснить досконально намерения торговцев. Если они в самом деле древесину продают — зачем крик поднимать? Гарнизон на верхушке маленький, а Императора тревожить, патруль вызывать — так готовы ли поддонки по чести ответить, если вызов окажется ложным?

Начались сомнения. Кто-то кричал — кровавую древесину не берите! Ничего хорошего она вам не принесет. Убийцам свои деньги отдадите — будете с ними в сговоре, мертвые плотогоны не простят, да и бессовестно это, люди, подумайте…

Отец Варана стоял посреди квадратной поселковой площади, стоял неподвижно, уперши руки в бока, а вокруг него прыгал, надрывался сосед Соля:

— А если не будет других в этом году? А если не будет больше никакого дерева, только это? Чем топить будешь — волосами своими? Бородой?

Отец Варана играл желваками, но с места не двигался и в ответ ничего не кричал. На третий день поддонки потихоньку, по одному потянулись к берегу — на торги. Прятали глаза; древесина оказалась на редкость дешевой, брали помногу, весь берег заставили пирамидами бревен, только отец Варана не взял ни сучка.

Через неделю пираты ушли на изрядно подтаявшем плоте.

Других в том сезоне не было, как ни ждали. Где-то в середине осени у Варана в доме не стало чем топить; отец покупал сушняк наверху — сухие водоросли, которыми обычно растапливали самое мокрое, самое неподатливое дерево. Сушняк стоил дорого и сгорал в одно мгновение.

В доме было сыро и холодно. Мелочь плакала; отец сжег в очаге лодку. Все, что было в доме деревянного, одно за другим отправилось в печь.

В начале зимы кто-то подбросил под дверь груду поленьев. Все они казались чистыми, светлыми, теплыми; тринадцатилетний Варан, помнится, долго сидел, баюкая одно поленце, разглядывая узоры, вдыхая непривычный запах…

Тогда мать Варана, не сказавшая отцу ни слова от печально памятных торгов, наконец раскрыла рот.

— Возьми, — сказала она.

И он взял. Не оставил дерево мокнуть под дождем, как намеревался сначала.

Всю зиму соседи тайком им помогали — кто поленце, кто десять, кто груду. И всю зиму отец молча брал их подношения.

Сильно изменился с тех пор. Много пил. На Варана иногда срывался, бил, чего прежде никогда не было…

Хорошо хоть, девчонок не трогал.

И Варан решил уйти; по ночам ему снились древесные прожилки. Он воображал земли, где деревья растут не просто выше человека — до неба; наверное, под ними даже можно прятаться от дождя. Ему снился лес — таким, как о нем рассказывали давным-давно настоящие плотогоны, кряжистые, в сучках-бородавках; показывали на срезе годовые кольца, и у Варана сам собой открывался рот: это дерево втрое старше его? А это — в десять раз?!

В его сне пахло смолой и листьями. Дома пахло дымом и сырой рыбой, отец сидел на каменной лавке, хмурый и пьяный, и цеплялась за штаны мелюзга, выпрашивала сладенького… Только где его возьмешь, сладенького, если все, что заработали в сезон, спустили на дорогущий жаркий сушняк?

Варан решил уйти.

В сезон его решимость не только не улетучилась, но даже окрепла — специально выискивал приезжих и, продавая покрытые лаком безделушки из ракушек, заводил разговор о дальних странах. Рассказывали охотно — и о лесах, и о залитых травой степях, и о снежных пустынях. О странах, где всю жизнь можно бродить по дорогам и ни разу не замочить ног; о странах, где нет гор, но есть глубокие овраги. О странах, где живут люди с золотой кожей. О странах, где камни живые, а реки разговаривают…

Плотогоны пришли поздно, в конце первого месяца осени. Варан нанялся помогать на разгрузке — был он хоть и пацан, но сильный и умелый. Его поставили рубить сучки — он работал чисто и весело, как брадобрей в цирюльне для горни; за несколько дней до отплытия плота Варан пробился к капитану и попросился в помощники.

— Фу! — сказал капитан и сморщил нос. — Да сколько ты весишь? Будешь ползать в колесе, как муха по потолку!

И добавил, видя недоумение Варана:

— Мне тут не юнги нужны и не сучкорубы, а крутильщики в колесо, чтобы шагали неделями и не ныли… А ты с твоим весом — лишний рот!

Варан поклялся, что нацепит на спину мешок с камнями и будет ходить в колесе с дополнительным грузом — а про себя подумал, что, добравшись до берегов, где растут леса, можно будет просто удрать, да и дело с концом. Капитан ухмыльнулся и подумал, что мальчишка может думать что хочет и что его следует продать с выгодой где-нибудь в свободных водах, на самой окраине Империи.

Ночью накануне отплытия Варан тайком перебрался на плот, и на заре следующего дня они отчалили — продавать древесину, а потом (очень скоро, как мнилось Варану) в далекие земли, в леса, на край света.