Читать книгу "Битва за Ориент - Олег Попенков"

Постепенно, видя как самоотверженно, невзирая на условия быта, время суток и тяжёлый климат, трудятся советские хабиры[2], ливийцы стали «оттаивать». Начались регулярные контакты на самых разных уровнях: политических, военных и конечно же личных.

Как же изменилась жизнь с тех пор, особенно в его собственной стране, думал Дорошин. Перед отъездом в Союз ему едва исполнилось тридцать два – в самом расцвете сил! И, если бы кто-то сказал ему тогда, что он вернётся сюда уже в новом веке, отслужив в армии и далеко немолодым человеком, – не поверил бы.

Кто же мог подумать, что обстоятельства заставят его, пятидесятисемилетнего мужчину, вернуться сюда вновь? Подполковник запаса, при совке жил бы себе припеваючи на пенсию в 220–230 рэ и ещё бы детям помогал!

Да только перевернулось всё на сто восемьдесят градусов, и полетела прежняя жизнь вместе с мощной когда-то страной в тартарары! И пенсия копеечная, и семьи как небывало: жена и сын живут теперь отдельно от него.

Павел совсем не хотел лететь в Ливию. Не хотел вспоминать прежнюю жизнь: как они любили друг друга здесь с женой Светланой и их сыном Никиткой в далёкие теперь уже восьмидесятые годы прошлого столетия.

Как дурили с друзьями, тоже выпускниками военного института, на полную катушку. Ходили друг к другу в гости семьями, ездили на море по пятницам, если ливийское командование выделяло автобусы. Глядели итальянскую эротику, граничащую с откровенным порно, которую «крутили» открыто по всем телевизионным каналам, работавшим на дециметровом диапазоне.

Танцевали вечерами в обнимку, притушив свет и целуя украдкой свои половины, пели бардовские песни под гитару, наслаждались «звёздным часом» Донны Саммер и Челентано. В общем – были молодыми!

Мужчина вспомнил, как у его друга, тоже переводчика-арабиста, самка попугая жако, по кличке Ева, привезённая откуда-то из африканских глубин, очень «уважала» творчество итальянца. Специально для неё, потехи ради, включали магнитофонную кассету с последними песнями Адриано. Птица на время замирала, закрывая глаза, а потом начинала орать благим матом, раскачиваясь из стороны в сторону, точно подвыпив, и перекрикивала рулады самого исполнителя.

Мужчина тихо улыбнулся воспоминанию, вздыхая.

Последнее время Дорошин жил одиноко. Только повзрослевший сын, отметивший не так давно свой тридцатник, иногда позванивал, обещая заехать. Да всё не досуг! Впрочем, он понимал: жизнь такая.

Павел тяжело вздохнул и заворочался в постели, пытаясь дотянуться до пачки сигарет, лежавшей на прикроватном столике.

Выпустив во мрак ночи струйку сизого дыма, мужчина прислушался: абсолютная тишина, как в могиле. Только порывы внезапно налетавшего ветра зло терзают бамбуковые ставни.

«Может, он и правда живой, – подумал о ветре Дорошин, – и, как у Брэдбери, приносит голоса тысяч погибших людей, задохнувшихся песком в пустыне? Нужно только прислушаться и услышишь. Недаром же в эпицентре гибли[3] воняет жареными костями? Жуть какая!» – невольно поёжился от таких мыслей мужчина.

Прилетев в Триполи, Павел первым делом приобрёл в ближайшем киоске «Дьюти фри» блок местных сигарет «Атлас», отложив в сторону привезённые из Москвы, надоевшие американские. Не пожалел для этого даже прихваченные с собою в дорогу доллары.

Когда-то эти лёгкие сигареты с белым фильтром очень нравились старому «курилке», как он сам себя называл. И, о чудо – всё тот же сухой табак и приятный привкус во рту! Он помнил, что если сигарету «Атлас» просто оставить зажжённой в пепельнице, она догорит в ней до самого фильтра! Настолько сухим всегда был табак.

«А ну-ка попробуем!» – вновь решил поэкспериментировать Дорошин, пристраивая наполовину выкуренную сигарету в пепельнице. Через минуту он с удовлетворением констатировал, что эксперимент удался: от сигареты остался лишь белый фильтр и полоска повисшего серого пепла.

Лёжа в кровати и дымя приятным куревом, который лишний раз напоминал ему о прошлом, отставной подполковник не мог уснуть.

«И на кой чёрт я всё-таки согласился сюда приехать?! Только душу бередить! Деньги, деньги…» – выругался про себя Дорошин. – Почему же мы на самом деле расстались со Светкой? Отчего погас наш некогда пылавший костёр?

Ну да, он много и часто отлучался из дома в бесконечные командировки по учебным центрам огромной страны, метался то на север, то на юг, то на шесть, то на девять месяцев, оставляя своих с родителями жены. Но ведь был с ними честен: скучал по семье, любил, торопясь поскорее вернуться. Привозил подарки. Ему приказывали – и он повиновался. То была служба в армии, а не его собственная прихоть!

Правда, при совке, власть не очень-то заботились о семьях военнослужащих, ютившихся кто где мог: в общагах, коммуналках да на съёмных квартирах. Отдельные квартиры с удобствами были лишь у единиц: счастливчиков да блатных, служивших в Москве, как тогда говорили – в «Арбатском военном округе».

И у них со Светланой тоже не было ни кола ни двора. Только квартиры родителей. Своим собственным «гнездом» обзавестись они так и не успели.

«Потому и „гикнулся“ Союз, что власть на людей наплевала! – мысленно с сердцем заключил полуночник. – Одна лишь отдушина была, это – загранка. Конечно, Запад – не Восток, но всё же… Курица – не птица, Ливия – не заграница!» – выплыла из памяти расхожая в те годы присказка.

Дорошин вдруг вспомнил, как в один из тех далёких счастливых дней они с женой поехали покупать джинсы с его зарплаты в центр города на улицу Истикляль[4], одну из центральных улиц Триполи.

Он крутил баранку российского военного джипа, который был превращён в кабриолет, и весёлый тёплый ветер трепал их волосы. Арабы на своих «маздах» и «пежо» шарахались от них в разные стороны, боясь даже близко подъехать к видавшему виды армейскому «козлику», и им было привольно и весело!

Светке тогда приглядели очень дорогие, по тем временам, белые джинсовые брюки (они оказались единственными в магазине). На заднем кармане умопомрачительного клёша красовался червовый карточный король.

Так она и щеголяла в них и деревянных сабо с заклёпками на босу ногу – молодая, стройная и красивая, – звонко цокая по асфальту и привлекая всеобщее повышенное внимание. А он очень беспокоился по этому поводу ещё и потому, что Светка не любила носить лифчики и соски её юной груди задорно торчали из-под просвечивающих кофточек.

А ведь Ливия – далеко не «цивильное» государство, а страна с населением, исповедующим ортодоксальное исламское течение в религии!

Сколько раз он говорил ей об этом, напоминая об осторожности. Только всё без толку. Молодо – зелено!

Но, да Бог миловал!..