Читать книгу "Не могу без тебя - Татьяна Успенская-Ошанина"

— Ты никогда не говорил. Столько лет прошло!

— Нисколько. Вчера увели. Лягу спать, а он тут! Да я все эти годы ночами слушаю шаги: вдруг вернётся?! Кирюха — враг?! Мать стала старухой.

— Колечка, это случайность. Родной мой, давай напишем, давай выясним! — Мама так же больна, как Колечка. — Этого не может быть в нашей стране!

— Газеты читаешь? Могут же самые преданные, истовые революционеры стать врагами?! Сколько их разоблачено! — Колечка добавил тихо: — Куда я только не писал, Оля!

— Давай… — Мама запнулась, всё-таки сказала: — Сталину! Он разберётся, он поможет. Через Меркурия передадим, Меркурий на приёмы ходит.

Колечка усмехнулся:

— Бедная Оля. Наивная. Жди, поможет.

Впрочем, я пытался — унижался перед Меркурием. Он наотрез отказался. «И так, — говорит, — из-за тебя у меня много неприятностей. Если бы не я, — говорит, — ты тоже сидел бы!»

Так, в первое послевоенное воскресенье, в лесу, где свистели, щёлкали и пели птицы, в Марье поселился страх. Останавливал игру, смех. Солнце светит, а всё равно может и при солнце случиться беда. Мама с отцом есть и Колечка, а всё равно — и при них может случиться беда. И ни мама с отцом, ни Колечка, и ни солнце не защитят. Есть что-то такое над ней, Марьей, над всеми её родными, над лесом: сила посильнее колдуна и Кощея. И никуда не убежать. И тогда, в шесть лет, и сейчас, уже взрослая, не знает она, а ощущает эту силу и — страх.

2

Она сидит около маминой могилы. Сегодня день маминого рождения, второй — после её гибели.

Они с Иваном родились потому, что мама с отцом полюбили друг друга. Прожили вместе мама и отец двадцать лет. Отец — любимец публики, главный положительный герой лучших фильмов, а маме всегда доставались роли проходные: то склочной соседки, то грубой продавщицы, то старой девы, и эти роли у мамы, как говорили все, не очень хорошо получались.

Однажды Марья пришла домой раньше обычного, своим ключом открыла дверь, услышала незнакомый низкий женский голос и замерла в передней.

«Кто ты и кто я? Ты — тля, ты — букашка. Захочу, раздавлю. И никто мне не скажет ни слова.

Потому что каждый знай своё место. А голова пусть болит у меня. Я отвечаю за то дело, которое ты делаешь. Я уж и побеспокоюсь о том, чтобы нигде не было ошибки и сбоя. А ты, ишь, — возражать! Делай дело!»

Да это же мама!

«Не глоткой бери, Мотя. Ты мягче. Ты и так наверху, высоко. Вроде пожалей человека голосом, интонацией, а слова пусть убивают. Контраст дай между интонацией и словами. И тогда получится характер!»

Мама… отцу толкует роли?!

Отцу может быть неприятно её неурочное вторжение. Марья попятилась в распахнутую дверь, обратно на лестницу, тихо, ключом повернула замок и позвонила.

Лишь сейчас задала себе вопрос: почему мама отцу толковала роли? Ведь отца все считали необыкновенно талантливым. И она восхищалась им. Его герои — такие разные, но все — смелые и сильные. Они снились ей. Она выучивала наизусть их роли и по дороге в школу и из школы шпарила подряд, воображая себя то одним, то другим. И гости уши прожужжали ей: отец — талант. И дядя Меркурий, а уж он-то понимает больше всех, потому что — начальник над всеми!

Дома отец перед ними любил ставить спектакли, он был и режиссёр, и актёр. В «Снежной королеве» играл Кая. И она поверила: именно такой был настоящий Кай!

Вот почему то, что мама учила отца, как играть, тогда вызвало в Марье недоумение и растерянность, сейчас…

Сейчас… мама — Герда, и мама — разбойница, и мама — Снежная королева. Под Герду не подделывалась, не бегала резво перед ними, изображая детскую непосредственность, но она была Герда: потерявшаяся перед разбойницей, отчаянная — в снежном королевстве. Три совсем разных героини: разбойница, королева, Герда. И голос разный: тонкий, полудетский — у Герды, грубый, капризный — у разбойницы, величественный, низкий, грудной — у королевы! Что же это была за игра, если каждое движение, каждая перемена в лице, каждый оттенок в голосе запомнились, словно вот сейчас, в эту минуту, идёт спектакль. Да её мама — нестандартная, талантливая актриса! Почему же в течение всей жизни это даже в голову не приходило?

Что гонит её к маминой могиле? Что гонит в её сны маму молодую, смеющуюся и неулыбчивую, с неподвижной маской лица последних месяцев? Чувство вины? Нельзя сказать, что она не любила маму или была к ней невнимательна.

Детской лопаткой Марья рыхлит землю вокруг земляничных кустов.

Когда началась эта её, Марьина, не очень ещё осознанная, лишь неясно ощущаемая, вина перед матерью?

В тот час, когда услышала мамин голос, раскрывавший отцу суть роли, ни о чём не задумалась и не кинулась к отцу с вопросом: почему он, такой всемогущий, такой добрый, не добивается для мамы хороших ролей, в которых мама проявила бы свой талант?! А сама она что сделала хорошего для матери? Конечно, любила её. Но лишь эгоистически — для себя. А как жила сама мама, была ли счастлива, об этом не думала никогда.

Сыплется с тополей пух. Тепло, а ветер пронизывает до костей.

А ведь мама делала всё, чтобы она думала: «Почему в сказке о рыбаке и рыбке Пушкин оставил старухе лишь разбитое корыто?», «Почему идёт дождь?», «Зачем бабочке пыльца?»

И поначалу ей нравилось обо всём задумываться. Как-то спросила учительницу, кажется, в пятом классе это было, почему все восхваляют Петра Первого, а ведь он — очень жестокий: купца надувал, пока тот не лопнул, живых женщин закапывал в землю, только головы торчали?! Учительница аж побелела, заморгала, заоглядывалась, зашептала: «Замолчи!» Марья и так уж молчала, удивлённая её страхом. Все вопросы надолго повылетели из головы, а вопрос, чего так испугалась учительница, в те далёкие сороковые, даже не мелькнул в её маленькой головёнке. Проще было не думать, чем разбираться, как да почему, и подсознательно с того урока Марья старалась избегать разговоров с мамой о прочитанном.

Но мама упорно им, уже большим, читала. Читает и вдруг замолчит. Они с Иваном знают — это мама хочет, чтобы они задумались. О чём-то, что не на поверхности лежит. Вроде смешные вещи делает Дон Кихот, а у мамы голос — грустный, и вдруг она замолкает. И от её молчания начинает почему-то щипать в носу.

Как-то учительница велела написать дома сочинение «Мой любимый герой», Марья написала про Дон Кихота всё, что почувствовала. Больше себя людей любил, хотел всем помочь, всех спасти, видел всё по-своему, не как в жизни, а как вроде в сказке, — красками раскрашивал жизнь. А все смеялись над ним. Почему-то всегда смешон тот, кто о себе забывает. И то, что мама с Колечкой говорили про Дон Кихота, и то, что она сама в нём полюбила, так полюбила, что книжку клала под подушку на ночь — чтобы приснился, и про любовь Дон Кихота, про Дульцинею… целых десять страниц исписала своим мелким почерком! Писать и Марья, и Иван любили с семи лет, с тех пор как стали по просьбе мамы с Колечкой придумывать сказки и рассказы. Учительница поставила ей два.