Читать книгу "Город Собак - Анна Никольская-Эксели"

— А как насчёт Даши? — подняла интересующий её вопрос задетая за живое Жучка.

— Девять лет назад имя «Даша» было самым распространённым в средней полосе России, поэтому я рискнул предположить, что обладательницу туфельки зовут именно так. А насчёт того, что она грязнуля, позвольте не согласиться.

— Но как объясните тогда, что туфля брошена в грязь? — ещё больше обиделась Жучка.

— Объясняется это весьма тривиально: девочку похитили! — сказал Шерли, и глаза его сверкнули.

— Как похитили? Кто?! Надо немедленно найти злоумышленника! — наперебой загалдели собаки.

— Сейчас мы этим и займёмся, — Шерли стал деловито расхаживать вокруг лужи. — Думается, мы имеем дело с киднепингом.

— С кем, простите? — не понял Полкан.

— Киднепинг — от английского «похищение ребёнка с целью выкупа». Итак, киднепинг был произведён не более двух часов назад. Причём транспортным средством злоумышленника был велосипед.

— Велосипед? А почему не самокат? — толпа дворняг разразилась хохотом.

— Прошу обратить внимание на это, — невозмутимо продолжал Шерли, указывая на длинный след от велосипедных шин.

— Точно! Как мы сразу не сообразили! — воскликнул Тузик с досадой.

— Первое правило частного детектива: внимательно относись к деталям. Мне думается, похититель является подростком, как сказал бы маэстро Шерлок Холмс — тинэйджером. Наверняка взрослый бандит воспользовался бы в коварных целях автомобилем. Из этого следует, что искомый преступник — младше восемнадцати лет, так как у него нет водительских прав. Причём весьма грузного телосложения. Взгляните, как глубоко впечатался протектор в грязь.

— Возможно, это оттого, что на велосипеде сидели двое, — предположила Жучка.

Шерли бросил недовольный взгляд:

— Не будем исключать. Но мне всё же кажется, что похититель — парень грузный, рыжеволосый, с крупными чертами лица, покрытого густым слоем пигментных пятен, проще канапушек. На момент совершения преступления одет он был в джинсовый комбинезон и красную бейсболку с надписью «Chicago Bulls». Не приходится сомневаться и в том, что мальчик этот злой, нехороший, и плачет по нему колония для несовершеннолетних. Так давайте же накажем преступника! Да здравствует буква закона и лапа правосудия! — закончил на высокой назидательной ноте своё выступление пудель.

— Потрясающе! — зааплодировали хвостами по асфальту дворняги. — Но как вы?..

— Как я догадался? Элементарно! — привычно ответил Шерли, но вдруг осёкся.

К группе частных детективов на большой скорости приближался велосипед. Управлял им толстый мальчик в джинсовом комбинезоне и бейсболке с надписью «Chicago Bulls». На багажнике сидела босая девочка с золотистыми волосами. В руке она держала жёлтую туфельку.

— Не может быть! — разинул рот Тузик, а за ним и все остальные.

— Это похититель! Ловите его! — Полкан быстрее всех пришёл в себя и кинулся, было, навстречу злостному преступнику, но наивный велосипедист уже сам подъезжал в карающие лапы правосудия.

— И не стыдно тебе, мерзавец? — грубо обратился он к лектору по криминалистике. — Почему ты сбежал опять? — странный мальчик с негодованием смотрел на королевского пуделя.

А тот потупился и пристыжённо молчал, зажав хвост между лапами. Дворняги в изумлении замерли.

— Сестрёнка все глаза проплакала, пока тебя искали! — продолжал воинствовать толстый мальчик. — А зачем туфлю стащил? Игрушек тебе мало? — в сердцах он замахнулся на Шерли, но девочка остановила его.

— Не ругайся, пожалуйста, — попросила она, слезая с велосипеда и пристёгивая к ошейнику пуделя поводок. — Ну что, Шерлик, пойдём домой? «Собаку Баскервилей» дочитывать? — босая, но счастливая Даша ласково смотрела на горе-детектива.

Письмо в бутылке

Стоял один из тех безветренных знойных дней, когда накалившийся песок нещадно обжигает лапы. Граф и Бобка брели вдоль высокого прибрежного обрыва по дорожке, лежащей в тени гранатовых и апельсиновых деревьев. Сквозь них время от времени мелькало море. Словно мираж, оно дрожало, переливалось бликами в южном воздухе и казалось ещё синее в узорчатых прорезях изумрудно-зелёной листвы. Тишина знойного дня окутывала всё вокруг душным покрывалом. Лишь в траве, виноградниках и зарослях банановых пальм заливались цикады, и от их монотонной, звенящей песни гудел воздух.

Граф, как всегда, шедший впереди, остановился, ожидая, пока Бобка поравняется с ним.

— Жара-а! — выдохнул пёс вяло и высунул язык.

— Не говори, — по привычке поддакнул Бобка.

— Хорошо тебе с редкими кучеряшками, — с досадой протянул Граф, покрытый густой, жёсткой шерстью.

— Зато у тебя вон хвост какой! — Бобка завистливо посмотрел на чудесную пышную загогулину приятеля. — Ты им хоть от мух отмахиваться можешь и, вообще, сквозняк создавать. А мой обрубок на что годится?

— Это да-а, — важно протянул любящий лесть Граф. — С такой внешностью я могу на конкурсах красоты выступать. Жаль, меня фамильное древо подводит. Вырвать бы его с корнем!

— Может, искупаемся? — предложил взамен Бобка, изнывающий от духоты.

— Давай!

С привычной лихостью приятели скатились вниз по крутой сыпучей тропинке и оказались на пустынном пляже. В морды дунул свежий бриз, и жара чуть отступила. Залив блестел, точно гигантская полоса расплавленного металла. У самого горизонта неподвижно стояли стройные, ослепительно белые паруса рыбачьих лодок. С ласковым шелестом плескалось море о гладкие, обточенные прибоем камни, поросшие местами ярким мхом. А вдалеке, в серебристом тумане, высились горы, окаймлённые густыми белыми облаками.

— Эх, хорошо! — тоненько взвизгнул Бобка и с разбегу бросился в воду.

Отплыв на приличное расстояние, он обернулся. Граф стоял у воды, и, когда миниатюрный девятый вал подбирался к его лапам, окатывая мириадами солёных брызг, он отскакивал в сторону и брезгливо отряхивался.

— Чего ты? Плыви сюда! — позвал Бобка.

— Неохота… — замялся Граф. — Я лучше в тенёк.

— Ну дело твоё!

Вот уже два года беспородные Граф и Бобка жили под одной крышей, но гордый Граф никак не мог признаться приятелю, что воду терпеть не может и, вообще, плавать не умеет. От этого было досадно, но он молчал, каждый раз находя новые причины для отказа искупнуться.

«Зато я красивый и умный», — успокаивал он себя, устраиваясь в тени столетней оливы.

Ветерок приятно холодил нос, и, погрузившись в мечты о вкусном обеде, Граф задремал. Снилась ему крупная, жирная кефаль. Ароматная и сочная, она жарилась в масле на сковородке. От блаженства Граф даже повизгивал во сне. Кефаль аппетитно шкворчала и приговаривала: «Граф, смотри, что у меня, Граф, ты чего, уснул, что ли? Граф?!»