Читать книгу "От ГУЛАГа до Кремля. Как работала охрана НКВД-КГБ - Николай Захаров"

В июле 1942 года я пришел с докладом к заместителю начальника отдела кадров НКВД СССР Свинелупову, который вместе с начальником комплектующего отделения Щепакиным обсуждали какую-то проблему.

– Чем это вы так озабочены? – спросил я.

– Нам дано указание срочно подобрать кадры для укрепления УНКВД Куйбышевской области. Туда переправляется весь дипломатический корпус и значительная часть правительства. Не исключено, что туда поедет товарищ Сталин. – Свинелупов вздохнул. – Начальника УНКВД туда уже нашли, это Блинов, зама по оперативной работе тоже подобрали, а вот заместителя по кадрам ищем. Давай помогай, ты многих кадровиков знаешь.

Перебрав кучу справок на известных нам работников, мы так и не остановились ни на одном.

– А может быть, мне поехать, если моя кандидатура подойдет на эту должность? – предложил я.

– Ты шутишь или всерьез?

– Да нет, не шучу. Если надо – поеду.

– Было бы здорово, если бы ты согласился, – кивнул Щепакин.

– Хорошо, – согласился Свинелупов, – в таком случае больше и искать не будем. Доложим заместителю наркома, и, если он согласится отпустить тебя, немедленно направим представление в ЦК ВКП (б).

Решение состоялось, и в июле 1942 года я уже принимал дела в УНКВД Куйбышевской области, которая в тот период была просто огромной – 64 района. В нее входила и нынешняя Ульяновская область. Почти одновременно с назначением на эту должность мне было присвоено очередное звание капитана (три шпалы).

Начальник УНКВД Блинов был опытным руководящим работником органов и пользовался в коллективе авторитетом. С ним легко было работать, так как он хорошо разбирался в деловых качествах кадров и в оценке их работы был объективен. Сам он работал много. Правда, у искушенного на руководящей работе разного рода привилегиями Блинова иногда проскальзывали барские замашки в личных запросах, на чем, кажется, он потом и погорел, будучи начальником главка в Центральном аппарате в Москве. У меня с Блиновым установились хорошие деловые отношения и взаимное доверие в работе, а это я считал главным.

К сожалению, в 1943 году его взяли в Центральный аппарат на должность начальника оперативного главка, а к нам прибыл бывший заместитель начальника УНКВД Московской области Петров. Он был прямой противоположностью Блинову, не обладал способностями и умением руководить коллективом, а вот чего у него было в избытке – так это посредственное знание дела и халатное отношение к работе. Зато он преуспевал в охоте и рыбалке, распитии спиртных напитков и ухаживаниях за женщинами. Предаваясь забавам и утехам, мог днями не появляться на работе. Несмотря на тяжелую обстановку в стране, нужду и страдания людей, Петров вел себя безответственно. Находились у него и дружки из числа подчиненных руководящих работников, угодливо поставлявших ему все необходимое для застолья, в том числе и «живой» товар. В коллективе это знали, и слухи о поведении Петрова пошли по всему аппарату.

Не выдержав такого поведения Петрова, я, как-то оставшись с ним вдвоем, откровенно высказал, что говорят нелестного о нем в коллективе. Петров вспылил, наговорил мне дерзостей, и я, хлопнув дверью, ушел, понимая, что после этого нам вместе не работать. В обкоме партии Петров также не пользовался авторитетом, так как там знали о его отношении к работе и поведении. Первый секретарь обкома партии В. Г. Жаворонков как-то в разговоре со мной очень нелестно отозвался о Петрове:

– У меня руки до него не доходят. Но я до него доберусь.

В семье Петров жил скверно, вечно ссорясь со своей женой. У них были дочь и сын. Моя жена неоднократно была свидетельницей этих ссор.

После бурной сцены с Петровым я написал заместителю наркома Обручникову письмо с просьбой перевести меня в какую-либо другую область или освобождающуюся от оккупации республику. Свою просьбу я аргументировал несработанностью с Петровым, не указывая на его отношение к работе и компрометирующее поведение, так как всю жизнь не любил сплетен и тем более доносов. Оказывается, я это очень правильно сделал, так как Обручников и Петров были близкими друзьями и даже в Москве имели совместную интимную компанию. Мне стало известно об этом значительно позже. Вот почему приехавший в Куйбышев начальником УКГБ Огольцов получил отказ о назначении меня заместителем в УКГБ. А он об этом возбуждал перед Обручниковым официальное ходатайство. Петров тогда меня не отдал.

В январе я был вызван в Москву, где Обручников, не ссылаясь на мое заявление, предложил мне должность заместителя комиссара НКВД Латвийской ССР, хотя республика еще не была освобождена от фашистов, но руководство НКВД уже формировалось и прикомандировывалось в качестве оперативной группы к штабу Прибалтийского фронта, которым командовал Баграмян.

Я сразу же дал согласие.

В 1944 году в органах ввели новые воинские звания, и я получил звание подполковника. Провожали меня в Куйбышеве с большим сожалением и, зная мои неприязненные отношения с Петровым, считали, что он меня «выжил», не пожелав иметь такого несговорчивого заместителя. Вскоре после моего отъезда Петрова все-таки сняли с работы.

«Айзсарги»

Прикомандированная к штабу Прибалтийского фронта, наша оперативная группа в составе наркома НКВД А. П. Эглита, первого заместителя А. П. Сиекса, Н. С. Захарова и ряда других руководящих работников с боями продвигалась к Риге. Вступление в Ригу проходило в боевой обстановке. На улицах города мы подвергались обстрелу из автоматов и пулеметов из жилых домов и учреждений, где оставались недобитые «смертники» из «айзсаргов». Эта профашистская организация была основной опорой гитлеровцев в Латвии. Структурно она была организована на военный лад: полки, батальоны, роты, взводы со строгой дисциплиной. Вооруженные немецкой техникой и боеприпасами, «айзсарги» ушли в леса, где укрывались в хорошо оборудованных бункерах.

Живучести и обеспечению бандитского подполья способствовала существующая в Латвии хуторская система. Каждый богатый хутор являлся базой их обитания и укрытия. В помощь по борьбе с политическим бандитизмом нам была придана 5-я дивизия внутренних дел НКВД СССР, которой командовал хорошо образованный генерал-майор Леонтьев. Но этого было явно недостаточно, поэтому при каждом уездном городе были созданы истребительные батальоны из солдат, признанных годными к нестроевой службе, и из латышей местного населения, перешедших на сторону СССР. Эти батальоны оказывали нам действенную помощь.

Особую трудность мы ощущали в комплектовании органов кадрами. Эту трудность одолевать пришлось мне, как заместителю министра по кадрам. Я с благодарностью вспоминаю маршала Баграмяна, который по моей просьбе направлял нестроевиков в наше распоряжение. Особенную нужду мы ощущали в оперативном составе, а Центр присылал нам очень мало людей и то не лучшего качества. Однако большая часть начальников городских и волостных подразделений была укомплектована или за счет русских, или обрусевших латышей.

Некоторое время спустя к нам приехал еще один заместитель – по хозяйственной части – Кизимов, татарин по национальности. Так что в руководстве наркомата только я был русский, что накладывало свой отпечаток на мою работу.