Читать книгу "Расплата - Геннадий Семенихин"

— Что-то вдохновения не слышу в ваших голосах, — ухмыльнулся инженер. — Если не хотите, могу другими вас заменить. Теми, что посговорчивее будут.

— Отставить замену, — хмуро возразил Якушев. — Сами справимся.

— Вот и я так полагаю, — повеселел начальник управления мелиорации, — ибо нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики. Знаете, кто это сказал?

— Знаем, — ответил за всех Нефедов. — Товарищ Сталин.

— Догадливые, — усмехнулся инженер. — Именно он. А товарищ Сталин, как вам известно, еще никогда не ошибался. Так что с богом, как принято говорить.

Они запаслись продуктами и отправились в путь. Желтый продолговатый ящик, в котором находился нивелир, безоговорочно взвалил себе на плечо Сергей Нефедов, заметив при этом, что как только растратит свою богатырскую силу, то с охотой передаст его любому из товарищей. Треногу со вздохом взял Якушев, а Олегу Лукьянченко досталась железная землемерная лента.

— Тридцать пять километров по такой жаре — это не фунт изюма, — вздохнул он укоризненно. — Не понимаю тебя, Венька. Начальник целой партии, а мы должны передвигаться на одиннадцатом номере, или, выражаясь конкретнее, на своих двоих, при наличии полуторки.

Якушев смущенно пожал плечами:

— Ты же знаешь, что она до сих пор в ремонте.

Дискуссия на этом завершилась, и они двинулись в путь. Их первые шаги по земле, потрескавшейся от солнца, были довольно бодрыми, как это и бывает у отчаянных людей, берущихся за трудное дело. Твердая, испеченная солнцем степь, привыкшая к тому, что в этом краю в такое время по ней, вдали от главных дорог, в основном передвигаются лишь верблюды, гурты овец да одинокие путники, встретила их пришествие величественным молчанием. А потом им повезло. Едва лишь успели пройти два-три километра, взметая сухую душную пыль, догнала их подпрыгивающая по целине полуторка. Распахнув скрипучую дверцу, бронзовый от ветров и солнца раскосый широкоскулый шофер, обнажая белые крепкие зубы, весело окликнул:

— Эй, студенты, куда дорога держите?

— В Яндыки, — ответил Нефедов.

— В Яндыки? — удивленно переспросил калмык. — Да ведь туда же вон сколько верст, а у вас поклажа мало-мал тяжелая. Пупки надорвать можете.

— Да разве туда далеко? — сбивая его с язвительного тона, угрюмо спросил Нефедов и поставил на землю тяжелый ящик с нивелиром. — Нам начальник сказал, чуть больше двадцати километров.

— А он не калмык, твой начальник?

— Да нет, русский. А почему ты этот вопрос задал?

— А потому, что только степняк калмык так может ответить. Ты знаешь, как калмык говорит, если его спрашивают, далеко ли до какого-то хотона? Он говорит так: длинная палка бросай — в хотоне падать будет. Ты поверил, шагал долго, долго. Десять верст шагал, пятнадцать шагал, двадцать шагал, а хотона все нет и нет. Потом ты опять шагал. И вдруг встречаешь старика, а то и красивую девушку и спрашиваешь, далеко ли до хотона. И опять тебе ответ: палку добросить можно. А ты идешь, идешь и снова ни одной кибитки не видишь. Вот и твой начальник так говорил.

— Черт бы побрал эту самую палку, — сдвинув лохматые брови, проворчал Нефедов.

Шофер укоризненно покачал головой:

— Зачем ругался, милый человек. На старика ругался, на девушку ругался. На нашей земле старик мудрый, мудрый, а девушка красивый, красивый. Увидишь — замрешь на одном месте. Один калмык знаешь что говорил? Он так говорил: был у меня сестра красивый, красивый. Русский студент в наш хотон приезжал, сестру любил, на балку вместе ходил, потом пельменты платил.

— Какие еще пельменты? — ворчливо спросил Нефедов.

Шоферу, очевидно, до того понравилась встреча с русскими парнями, что он заглушил мотор и, схватившись за живот, долго и надрывно смеялся.

— Пельменты не знаешь, что такое? А это когда маленький родится, а отец его знать не хочет. Балка с сестрой ходить было хорошо, а пельменты платить ай как плохо. — Парень вдруг наморщил лоб и опять улыбнулся: — Вспомнил, вспомнил: «пельменты» по-русски — это «алименты» называются.

Он широко осклабился и захохотал, несмотря на то что не увидел ни одной улыбки на раздосадованных лицах своих неожиданных в этой жаркой степи студентов. От горестного вздоха у Сергея Нефедова даже грудь поднялась.

— Хорошо тебе шутить, дядя. Четыре колеса — и никаких забот. Я бы на твоем месте тоже шутил.

— Так зачем же не шутишь? Я разве запрещаю? Или мель шулма за твоей спиной стоит, что ли? — Неожиданно на темно-бронзовом лице шофера появилась озабоченность, и, ткнув в промасленный комбинезон пальцем, он сказал:

— До самых Яндыков довезти не смогу, а до развилки дорог давай, если хочешь. Один лезь кабина, другие кузов. От развилки вам шагать меньше. Всего двенадцать верст будет. Все мало-мал легче сундук этот нести, — кивнул он на желтый ящик с нивелиром. — Только не улыбайтесь от радости. Что я? Америку открыл, что ли? Залезайте.

— Какой же ты хороший, дядя, — не выдержал Олег Лукьянченко. — Вот выручил, так выручил. Мы тебе за такое доброе дело калым дадим, на пол-литра соберем.

Новый их знакомый сердито насупил не слишком густые брови и неожиданно вздохнул.

— Церен калым не берет, — возмутился он. — Церен честный человек, ему зарплату дают. Ему ваша десятка не нужна.

Полуторка затарахтела, стрельнула бледным дымком и помчалась по дороге, скованной солнцем, такой твердой, будто она была залита асфальтом. Якушев и Олег Лукьянченко забрались в кузов, потому что Сергей Нефедов, не дожидаясь их согласия, уселся в кабину. Он всегда поступал так самоуверенно, с чем друзья его давно уже свыклись и, не оспаривая его решения, только укоризненно вздыхали.

Положив ладони на горячий от солнца верх кабины, Якушев с интересом всматривался в набегающую степь, в ее распахнутую сизую от полыни поверхность. Суслики на всем их пути словно мячики отскакивали с полевой дороги, едва завидев полуторку. Бледным конусом волочилась за ней пыль. Жара уже властвовала над дикой, глухой, безлюдной степью. Лишь изредка над головами в ослепительно ярком небе появлялись недвижимые облака. На развилке дорог ребята попрощались с добрым парнем, так их выручившим, не решившись заплатить ему за проезд.

— Запомните! — воскликнул их новый знакомый. — Калмыцкая степь большая, но Церен в ней только один, — и ткнул себя в грудь.

Прежде чем уехать, он зачем-то надел очки с широкими стеклами, отчего сразу стал важнее.

— Ребята, зачем это он? — озадаченно спросил Олег.

— Форсит, — усмехнулся Сергей. — Летчиком показаться хочет.

Якушев подумал, что Нефедов до некоторой степени был прав. В ту предвоенную пору шоферов у нас было значительно меньше, чем теперь летчиков, и многие из них, чтобы на тех походить, надо или не надо носили такие очки. Чем же был виноват добрый покладистый калмык Церен, если ему захотелось немного порисоваться.