Читать книгу "Остров затерянных душ - Джоан Друэтт"

Как только Форжес поставил крестик на судовых документах, экипаж был укомплектован – пять человек четырех национальностей, говорящие на четырех разных языках и с очень разными характерами. Замкнутость норвежца Алика, несомненно очень опытного моряка, порой граничила с грубостью, в то время как умелый и ловкий англичанин Джордж оказался намного более общительным, а Энри, повар с Азорских островов, был попросту болтлив. Капитан Масгрейв уже проявлял признаки присущей ему меланхолии, однако именно жизнерадостного по натуре Франсуа Райналя неожиданно обуял страх, побудивший его принять кое-какие меры запоздалой предосторожности.

Первым делом он отправился к дяде Масгрейва и Сарпи и попросил их торжественно пообещать, что, если шхуна не вернется в течение четырех месяцев после отплытия, они отправят за ними поисковую группу. После того как они отказались сделать это, сославшись на слишком большие затраты, он потребовал сообщить об исчезнувшей шхуне властям Нового Южного Уэльса. Правительство, несомненно, вышлет военный корабль из приписанных к базе или по меньшей мере разошлет сообщения всем судам, находящимся в том районе. Райналь настаивал на подобной гарантии, пытаясь объяснить ее благоразумность. Пять человек собирались отправиться в одно из самых опасных морей на земном шаре, карты которого к тому же были приблизительными и неопределенными. Как утверждал Райналь, не было смысла скрывать от самих себя тот факт, что они подвергнутся целому ряду опасностей, главным среди которых является риск кораблекрушения.

Вторым его решением было взять с собой ружье-двустволку, сослужившее ему хорошую службу на австралийских приисках, пару фунтов пороху к ней, дюжину фунтов свинца для изготовления пуль и капсюли – и оно, как оказалось позже, имело критическое значение. Но в тот момент это было всего лишь невольным порывом, поскольку изначально Райналь намеревался оставить ружье в Сиднее. Уже уходя со съемной квартиры, он вдруг неожиданно подумал о том, что у него на острове, наверное, будет возможность развлечься охотой на уток.

«Тогда я не мог себе представить, – писал он впоследствии, – насколько полезным окажется это оружие и боеприпасы к нему в дальнейшем». В те долгие мрачные дни, что ожидали их впереди, это ружье помогло им всем выжить.

Глава 2

В открытом море

Капитан Масгрейв приказал поднять якоря утром 12 ноября 1863 года, несмотря на то что стояла сырая мрачная погода и был прилив. Пронзительный ветер со свистом налетал с юго-востока, и уже вскоре «Графтон» на полных парусах шел к выходу из гавани, напористо рассекая водную гладь под резкие выкрики команд лоцмана. Наконец, оставив позади залив, они оказались под высокими утесами скал, от каменных стен которых эхом отражались возгласы матросов и хлопанье раздувшейся на ветру парусины. Поворот «Графтона» заставил паруса неподвижно обвиснуть и дал боцману возможность покинуть шхуну. Перевалившись через борт, он благополучно спрыгнул в бот, который шел за ними следом. Крикнув напоследок: «Бог вам в помощь, джентльмены, и не теряйте бдительности!» – он удалился, и путешествие должным образом началось.

Выход в открытое море был отмечен двумя знамениями. Сначала на «Графтон» почти сразу же налетел внезапный ледяной шквал с юга. Ветер быстро ослаб, но то было своевременным предостережением о том, что их ждет впереди. В полночь 14 ноября, когда ветер полностью стих и вода лоснилась черным шелком, небо наполнил звездный дождь, продолжавшийся до самого рассвета. Как вспоминал Райналь, то было великолепное зрелище, но стрелка барометра опускалась, и это было грозным предвестием.

К рассвету следующего дня все еще наблюдался мертвый штиль. Легкий ветерок поднимался на несколько минут, наполняя паруса, и корабль проходил с полмили, прежде чем паруса, хлопнув, оседали и безвольно повисали. В начале дневной вахты на западе потемнело, над горизонтом стали скапливаться грозовые тучи, вскоре превратившиеся в сизо-черную, зловеще клубящуюся массу, которая медленно расползалась по всему небу. Ночью рваные облака, подгоняемые ветром, закрывали собой диск луны.

Буря нарастала постепенно, в течение следующих двух дней набирая ураганную силу. К вечеру 18 ноября небо приобрело чернильно-черный цвет, за исключением светящейся полосы у горизонта, отделяющей его от бурно клокочущего моря.

«Очень низкие тучи проносятся над нами с головокружительной быстротой, – живописал Райналь, используя настоящее время, чтобы передать драматизм ситуации. – Их ежесекундно пронзают ослепительные молнии. Нас безжалостно хлещет дождь – ледяной дождь. То и дело к тысяче жутких звуков добавляются чудовищные громовые раскаты».

В одиннадцать вечера Райналь принял румпель[6] у норвежского моряка Алика Макларена, до этого стоявшего на руле. Ослепленный непрекращающимися вспышками молний, он с трудом различал стрелку компаса в нактоузе[7], но все же ему каким-то образом удавалось удерживать правильный курс. Судно мотало и бросало, наверху все гудело и тряслось, и в тот момент, когда грохнул оглушительный раскат грома, внезапно налетевший шквал швырнул Райналя головой вперед.

Выпустив из рук румпель, он плашмя повалился на палубу. Свободный руль со стуком вывернулся, и шхуна сошла с курса, подставив борт яростно бьющим волнам. Огромный вал вздыбился на высоту мачты и свирепо обрушился вниз, сминая часть фальшбортов и сильно накренив судно. Снизу донесся грохот десяти тонн незафиксированных блоков песчаника, разом сдвинувшихся с места. «Графтон» тут же завалился набок, и все, кто был на борту, в страхе затаили дыхание. Они ждали, ждали, когда шхуна вернется на ровный киль, но она продолжала лежать на правом борту, глухо ударяясь о пенные волны. Палуба стала настолько круто, что по ней невозможно было пройти, оглушительно скрипела толстая обшивка, жалобно и возмущенно – перегруженные мачты и снасти.

Райналь, весь в ушибах и насквозь промокший, шатаясь, поднялся на ноги, с трудом добрался по наклоненной палубе до кормы и снова ухватился за румпель. Алик стоял, вцепившись в мачту. Масгрейв взбирался по сходному трапу, а оба матроса, которые в то время были не на дежурстве, спотыкаясь и оскальзываясь, выходили из носового кубрика. С большим трудом Масгрейв, Алик, Энри и Джордж убрали парус, пока Райналь боролся с румпелем, упрямо приводя шхуну к ветру[8]. Затем его сменил Масгрейв, а француз с остальными полез в трюм, где все свалилось кучей на правый борт, временно ставший дном шхуны. Если бы железный балласт не удерживал на месте надежный настил, «Графтон» бы опрокинулся и пошел ко дну.

Шум стоял оглушительный: волны грохотали всего в нескольких дюймах от их ушей, а десять тонн песчаника ворочались и перекатывались с ужасающим стуком. Райналь и трое матросов принялись возвращать на место неподатливые блоки, бочки и мешки с намокшей солью. К тому времени, когда им удалось вернуть шхуну в прямо стоящее положение, уже занимался новый день. Поднявшись на палубу, где Масгрейв сизо-белыми от холода руками мертвой хваткой сжимал румпель, они буквально валились с ног от изнеможения.