Читать книгу "Подсадной кролик - Фаина Раевская"

— Жень, а ты помнишь, как мы с тобой и Ковалевым у химички в кабинете доску парафином намазали?

Было дело! У меня по химии была, что называется, нетвердая четверка, близкая к тройке. Химию я ненавидела всей душой, а еще больше ненавидела Белугу, училку по этому ужасному предмету. Елена Петровна накануне предупредила, что будет весь следующий урок опрашивать. Я совершенно четко знала, что меня она спросит в первую очередь и обязательно то, чего я не знаю. Больше из вредности, чем от страха перед двойкой, я подговорила Игоря и Славку измазать доску парафином. Когда урок начался, Белуга, разумеется, первой вызвала к доске меня, велев решить какую-то задачу. Но не тут-то было! Мел елозил по доске, не оставляя никаких следов. К моему величайшему изумлению, Елена Петровна безошибочно определила состав, нанесенный на доску, и тех, кто этот самый состав наносил. Влепила всему классу двойки и дала контрольную работу. Это сейчас смешно вспоминать, а тогда было очень стыдно перед одноклассниками, особенно перед теми, кому химия была нужна для поступления в вуз.

Следом за Мацневым и остальные принялись вспоминать о наших проделках. И почему-то выходило так, что почти во всех участвовала я или как зачинщик, или как исполнитель. Поэтому среди учителей и шла волна дурной славы обо мне. Они, по-моему, всерьез думали, что пожар, трагически настигший нашу школу почти перед самыми выпускными экзаменами, тоже моих рук дело. Помнится, я больше всех убивалась на пепелище, что вызвало подозрение у директрисы и всего коллектива учителей. И даже после того, как следственная группа пришла к выводу, что школа сгорела от короткого замыкания, учителя в глубине души были уверены, что замыкание организовала я. Потом школу отремонтировали, причем в рекордно короткие сроки, и первого сентября она, обновленная и сверкающая новой мебелью, уже приняла учеников.

Веселье тем временем двигалось по нарастающей. Подогретые спиртным, одноклассники отрывались на всю катушку. Воспоминания уже отошли на второй план, девчонки отчаянно строили глазки, да и ребята изо всех сил старались не ударить в грязь лицом. В общем и целом все напоминало курятник. Мое праздничное настроение постепенно двигалось к нулевой отметке.

«Пора, наверное, сваливать. Веселья не получилось, для меня, по крайней мере. На своих посмотрела, потрепались немного, пора и домой».

Я потихоньку начала пробираться к выходу.

— Женька, подожди, — услышала я свое имя. Сквозь грохот музыки и вопли танцующих узнать его было трудно. Обернувшись, увидела Ковалева. Перед Славиком было стыдно, и я послушно остановилась.

— Домой собралась?

— Угу, — промямлила я. — Слав, ты прости меня, так уж получилось ...

— Да ладно, не бери в голову. А ты что, совсем не пьешь?

— Совсем, — виновато вздохнула я.

— Молодец, — одобрил Славка. — Давай я тебя отвезу, а то опять замерзнешь. И не спорь, — пресек он слабую попытку отказаться. — Мне тоже уже надоело здесь, тем более дело-то идет к развязке. Только давай сначала сфотографируемся. Неизвестно, когда еще увидимся, — тихо добавил Ковалев. Что-то в его голосе насторожило меня.

— Давай.

Я достала из сумочки фотоаппарат, одолженный специально для вечера у родителей. Мы позвали Лизку, вышли на кухню, уселись на диванчик и — щелк. Готово.

— Подожди, — сказал Славка, — я сейчас свой аппарат принесу, он у меня в машине.

С этими словами он вышел.

— Да, — вздохнула Лизавета, — что-то не получилось. Все напились, как сволочи. Жень, а ведь уже десять лет прошло. Стареем, что ли... Словно и вспомнить-то нечего.

— Лизка, у всех интересы уже давно за пределы школы выпорхнули, — печально сказала я, — а вечер этот для многих — лишь повод вырваться из дома, расслабиться...

— Что да, то да...

Хлопнула входная дверь, и в кухню вошел Славка. В руках он держал кофр с фотоаппаратом.

— Смотри-ка, у вас аппараты одинаковые. Не перепутайте, — предостерегла Лизавета и нажала на спуск.

Неожиданно дверь на кухню распахнулась, и ввалился Гошка, таща за собой еще кучу народа.

— Вот вы где, — заорал он, — опять уединились.

— Гоша, они фотографируются без нас, — прогундосила Алка Филиппова.

— Мы это дело исправим! Эй, народ! Все сюда, будем фотографироваться, — завопил Рыжов, перекрывая децибелы музыкального центра. Все собравшиеся дружно задвинулись на кухню. Долго еще устраивались, гоняя друг друга с места на место, но, наконец, и эта процедура была благополучно завершена.

— Уходим по-тихому, — прошептал мне на ухо Ковалев.

— Ага, — так же шепотом ответила я, — только с Лизкой попрощаюсь.

Вскоре мы отъезжали от гостеприимного Лизаветиного дома. Славка молчал, лишь иногда по его лицу пробегала какая-то тень. Молчала и я. Все-таки десять лет не виделись, говорить особенно и не о чем.

— Женька, ты счастлива? — внезапно резко спросил Слава. И опять какая-то тень промелькнула в его глазах.

Внутренний голос заворочался внутри и собрался было что-то сказать, но я его опередила:

— В общем, да. Смотря что ты понимаешь под словом «счастье»...

— Слушай, Роджер, ты хоть раз в жизни можешь поговорить по-человечески, без этих твоих увиливаний?

Вот тебе раз! Как же можно без этого? Так ведь занесет черт знает куда. Меня-то как раз и заносит в такие дебри, что разобраться порой бывает очень сложно.

— Славик, — осторожно поинтересовалась я, — у тебя что-то случилось? Почему ты весь вечер то хохочешь до колик, то хмуришься?

— Да брось ты, Женька, что у меня может случиться? Ты же слышала — я большой человек, служу, так сказать, в городской администрации...

Он ненадолго замолчал, думая о чем-то своем.

— Оставь мне свой телефон, — попросил Ковалев и добавил, словно споткнулся: — Пожалуйста.

Было заметно, что это слово не из повседневного его обихода.

Мы подъезжали к моему дому.

— Одна живешь? — осведомился мой одноклассник.

— Живу одна, телефон запиши, на чашечку чая не приглашаю, извини, устала очень, хочу пораньше лечь спать, — на одном дыхании выпалила я.

— Понятно, — усмехнулся Славка, — ну что ж, может, в другой раз.

Я хорошим галопом добежала до подъезда и пронаблюдала, как Ковалев Вячеслав Григорьевич, помощник депутата и советник мэра по каким-то вопросам (в темноте было не разобрать, что написано на визитке), лихо газанув и просигналив на прощание, вырулил со двора. Еще немного постояв на улице, я поднялась к себе. Прошло совсем немного времени, и мечты о тепле воплотились в горячей ванне и — о, счастье! — в чашке любимого кофе со сливками.

Не знаю, кто как, а я люблю размышлять, лежа в пенной водичке и слушая ненавязчивую музыку. Сейчас мысли были совсем невеселые. Я возвращалась в школьную юность, вспоминала своих одноклассников, думала о Ковалеве...