Читать книгу "Королева моих грез - Люси Эллис"

Когда она забеременела от сладкоречивого испанца-шоумена Карлоса Валенте, то вынуждена была вернуться к своей семье в Дублин, и ее парижская мечта закончилась. Но с тех самых пор, как Джиджи научилась стоять, мать надевала на нее пуанты и подталкивала к сцене. Девочка выросла на рассказах о кабаре «Синяя птица».

Разумеется, когда она переступила порог этого кабаре в возрасте девятнадцати лет, ничего похожего на эти истории она не увидела. Но в отличие от других девушек, она была уверена, что «Синяя птица» еще вернет себе былую славу.

Джиджи работала на братьев Дантон. Она уже хотела внести кое-какие усовершенствования в программу… А теперь на ее пути встал этот человек.

Она задумалась, не зная, с чего начать. А потом вдруг осознала, что у нее кое-что есть. Она расправила свой видавший виды спортивный бюстгальтер и вынула из него помятый листок бумаги. Это была распечатка из блога «Парижские танцовщицы», на который они с Лулу были подписаны. Джиджи подняла голову и увидела, что Китаев по-прежнему внимательно за ней наблюдает. Она знала, что сейчас выглядит отнюдь не профессионально, но вовсе не собиралась подкарауливать его за кулисами. Просто так получилось, что у нее оказалось с собой только это. Что поделать – бумага оказалась именно в лифчике.

– Что еще вы там держите? – спросил он бархатным голосом, в глазах искрилось неподдельное веселье.

– Ничего, – неуверенно сказала она.

Было что-то такое в его голосе, что заставило ее вздрогнуть. Девушки захихикали. Не обращая на них внимания, Джиджи протянула ему смятую страницу. Он взял листок, и она напряженно наблюдала за тем, как он читает. Сама-то она знала наизусть каждое слово.

«Париж всколыхнула новость о том, что российскому олигарху Халеду Китаеву, одному из богатейших людей мира моложе сорока лет, по данным «Форбс», повезло в игре в покер.

Китаев, чье состояние сколочено на нефти, имеет различную собственность по всему миру. Европейские бизнес-обозреватели пишут, что он буквально сметает все на своем пути, и этот самый Китаев теперь владеет одним из самых известных парижских кабаре.

И это не просто театр, это одно из старейших кабаре на Монмартре, «Синяя птица». Очаровательное, старомодное кабаре – но долго ли продлится теперь его существование?

Судя по реакции СМИ, французы просто так это не оставят».

Китаев одним движением скомкал лист бумаги, в мгновение превратившийся в маленький шарик в его широкой ладони.

– Что вы хотите узнать? – прямолинейно спросил он, но Джиджи это не обмануло.

Его глаза были холодны как лед, и в них читалось предостережение. Джиджи уверяла себя: слова, которые он прочитал, ей не принадлежат. Но она хотела, чтобы он знал: она согласна с этим мнением. Самым разумным сейчас было бы вежливо поинтересоваться, не предвидится ли в театре серьезных изменений, которые могут отразиться на их работе.

Только тогда она заметила, что Китаев разглядывает ее. Это было не слишком очевидно, но она всем телом ощущала его взгляд, и у нее тут же предательски затвердели соски. Вместо того чтобы сохранять благоразумие, она вышла из себя и решила пойти ва-банк.

– Мы хотим знать, не собираетесь ли вы превратить наше кабаре в филиал «Бешеной лошади»?

Глава 3

Мартин Дантон застонал. Его брат выглядел так, будто готов был сию же минуту вышвырнуть Рыжую вон.

– Не знаю, – ответил Халед, не сводя с нее глаз, – я никогда не был в «Бешеной лошади».

Он заметил, как она закатила глаза и упрямо поджала губы. Его кулак сильнее сжал проклятую бумажку, и Джиджи нервно сглотнула.

– Жижи, прекрати, – перебил ее Жак Дантон. – Достаточно.

– Я думаю, мы имеем право знать, – возразила она. – Это наша работа.

Халед был бы более впечатлен, если бы не подозревал, что она действует по заранее продуманному плану, разработанному вместе с Дантонами.

– На данный момент ваша работа остается за вами, – отрывисто бросил он, потому что это было именно так. – Сегодня. А завтра, возможно, и нет.

– Прекрасно! – воскликнул Жак.

– Я спрашивала не об этом, – перебила Рыжая и подняла на него свои изумительные глаза.

Она смотрела открыто, бросая ему вызов. Он понял, что, в отличие от босса, ее саму не так легко провести. На какой-то момент он допустил мысль, что это не заранее продуманный спектакль и девушка действует в одиночку.

– Мы не стриптиз-клуб, господин Китаев, и нельзя просто так взять и разрушить…

Она вздохнула, и Халед увидел, как боль исказила точеные черты ее лица. Джиджи быстро взяла себя в руки, а он гадал, что же такое он мог, по ее мнению, разрушить.

– Разрушить душу театра. – Она покачала головой.

– Мне не говорили, что у театра есть душа.

Девочки снова засмеялись. Она растерянно оглянулась, не найдя поддержки, и неожиданно в нем шевельнулось сочувствие.

– Никто не собирается заставлять вас раздеваться, – раздраженно бросил он.

Черт, он не имел ни малейшего понятия, что делать с этим местом! Оставить все как есть, пусть театр и дальше катится в пропасть? Его растерзает любой парижанин, если он вздумает закрыть кабаре. Ему крупно повезет, если удастся продать его.

Однако Рыжая, кажется, искренне считала, что тут есть что сохранять.

– Девушки, довольно. – Жак Дантон громко захлопал в ладоши, и танцовщицы начали расходиться. – И ты тоже, Жижи. – Он повысил голос.

Она явно разрывалась между тем, чтобы сделать, как было сказано, и продолжать расспросы, но Халед сразу понял, что она не станет противоречить своему боссу.

Только ему.

Девушке придется непросто: у него был большой опыт противостояния промышленникам, депутатам из Думы, московским бандитам. С другой стороны, у них у всех не было таких изумительных бирюзовых глаз и сексуального тела.

Джиджи была далеко не самой красивой девушкой за кулисами, однако только от нее он не мог оторвать глаз. Что-то особенное было в ее лице и врожденной сексуальности, о которой она, кажется, сама не подозревала.

Жаль, что она танцует здесь…

И очень жаль, что он улетает уже завтра.

Другая танцовщица – маленькая хмурая брюнетка – подошла к Рыжей и взяла ее под руку. Она бросила на него неодобрительный взгляд и потянула подругу за собой. Умная девушка. Рыжая… Джиджи… бросила на него взгляд через плечо, прежде чем затеряться в толпе танцовщиц. Делать ему тут было уже нечего, но он продолжал всматриваться в толпу, выискивая в ней ярко-рыжие локоны, исчезающие в хитросплетении коридоров «Синей птицы».

Этим вечером в гримерной было более шумно и оживленно, чем обычно перед выступлением. Халед Китаев был единственным предметом обсуждения.