Читать книгу "Наследство из склепа - Анна Данилова"

– Учит роль, – прошептала Маша, в душе восхищаясь тому, насколько творчески и самоотверженно Лариса отдается искусству. Она не забыла слова Сергея о том, в каком виде он встретил соседку на улице.

Но чуть позже Лариса уже рыдала совсем натурально, приговаривая одни и те же слова:

– Это не я, вы меня с кем-то спутали. Я не хочу туда лететь, я там никого не знаю. У меня на носу премьера… На мне двое детей, кто за ними присмотрит?..

Дверь, ведущая в коридор, была открыта, и то, что происходило в квартире Ветровой, могли слышать, кроме Маши, и мальчишки.

– Что-то мне не верится, что она учит роль, – сказал Сергей тихо, продолжая слушать и боясь пропустить хоть слово. – Разве можно так натурально рыдать?

– Вообще-то Лариса – талантливая актриса, она и раньше рыдала… Не знаю, что и сказать… А может, постучать к ней? Она откроет дверь, и если на лице будет улыбка, то сразу станет ясно, что Лариса играет и что ее слезы – искусственные…

И не успели они опомниться, как Маша спокойно подошла к двери соседки и позвонила.

– Лариса! – позвала она актрису по имени, как было принято. – Это я, Маша. Вы не позавтракаете с нами?

Спросила и замерла, ожидая, что будет дальше. И действительно, за дверью все стихло, и несколько минут не было слышно ни звука. После чего все же где-то в глубине квартиры произошло какое-то движение, послышались торопливые шаркающие звуки, и дверь открылась. Красное заплаканное лицо актрисы Ветровой сияло улыбкой:

– А… Это вы, ребята… Вам что-нибудь нужно?

Маша заметила, что Лариса стоит босиком, а на ней красные брюки и желтая домашняя майка. От Ветровой пахло сердечными каплями (Маша хорошо знала этот запах: корвалол Лариса принимала обычно в дни премьер, и на этот случай в Машиной семье всегда хранился пузырек-другой).

– Вы репетируете? – смутилась Маша. – Извините, что я помешала. Просто вы так натурально плакали, что мы с Никитой испугались. А так нам ничего не нужно, мы сами приготовили завтрак и даже хотели вас пригласить.

И хотя Лариса выглядела не совсем обычно и явно чувствовалось, что она нервничает, Маша приписала это к разыгрываемой только что какой-то душещипательной сцене. Наверняка в таком же возбужденном состоянии был и актер, который находился где-то в глубине квартиры.

– Да… Мы тут репетируем, все в порядке. Завтракайте без меня… Маша, Машенька, – вдруг зашептала она быстро и шепотом, – позвони, пожалуйста…

Но она не успела договорить – словно невидимым воздушным потоком, ее втянуло в квартиру, и дверь захлопнулась.

Маша, обернувшись на выглядывающих из дверного проема Сережу с Никитой, пожала плечами: она ничего не поняла.

– Ладно, завтракаем дальше, – решила Пузырева. – Мы с вами – форменные болваны (она точь-в-точь повторила папино выражение). И как это нам в голову не пришло, что они не репетируют, а выясняют отношения… А что, если мужчина, который находится в квартире, ее друг, возлюбленный? А мы, дураки, распереживались!

Все вернулись за стол, доели омлет, и Маша налила всем чаю. Впереди ее ждал долгий и утомительный день, заполненный бездельем. Если Лариса и дальше будет себя так вести, то есть забросит их из-за какого-нибудь мужчины, то ей, Маше, придется готовить еще и обед, а то и вовсе приняться за стирку. Такая перспектива ее не устраивала. И хотя Маша сидела сейчас за столом и пила чай, мысли ее уплыли далеко-далеко, в дивный сосновый лес с большой солнечной поляной, рядом с которой пологий берег чистого водоема; она осторожно ступает в прохладную прозрачную воду, распугивая маленьких рыбок, затем, сама превратившись в рыбку, ныряет с головой в тугую, перехватывающую дух водную темень и плывет, плывет, отдаляясь от берега все дальше и дальше… Затем выныривает, поднимает голову и чувствует распространяющийся вокруг запах костра и печеной картошки; а кругом такая тишина, что хочется услышать дыхание самой воды…

Маша пришла в себя, когда ее кто-то тронул за плечо. Она повернула голову и увидела испуганные глаза брата.

– Ты уснула, что ли?! – тряс он ее за плечо. – Ветрова уехала, вон она, уже села в машину с каким-то типом и уехала…

Маша подскочила к окну и увидела отъезжающую от подъезда большую черную машину с темными стеклами. Сережа Горностаев, стоявший рядом, тихо заметил:

– Я видел, что он почти насильно усадил ее в машину и что она, перед тем как сесть, посмотрела на твои окна. Маш… Она хотела тебе что-то сказать.

– А в чем она была? Снова в разных туфлях? В плаще? – Сердце Пузыревой сжалось от нехорошего предчувствия.

– Да нет, она была шикарно одета, в черный костюм и обута в черные туфли.

– А еще этот тип держал в руках большой черный чемодан, – подал голос Пузырек. – Это ее чемодан, точно, я сам видел его у Ларисы на шкафу… И вообще, она разрешала мне прятаться в нем. Она уехала, Маша. И даже ничего не сказала.

Маша снова бросилась к двери и выбежала в коридор. Подошла к двери Ларисиной квартиры и толкнула ее. Она оказалась не заперта.

– Сережа, Никита… Идите сюда… – И Маша закричала, увидев на полу рядом с разбросанными как попало плащом, туфлями и сумками лужу крови.

Глава 2Среди погрома

Квартира актрисы Ветровой походила на поле боя. Опрокинутая мебель, разбросанные вещи, рассыпанная пудра и раздавленная помада, разлитые духи, распахнутые окна и гуляющий по комнатам ветер. Красная жидкость, которую они приняли сначала за кровь, была, возможно, на самом деле кровью, но только бутафорской, которую используют в театре.

– Всем оставаться на своих местах, – приказал Сережа, храбро обследуя комнату за комнатой, как если бы он и в самом деле мог наткнуться на что-нибудь страшное и опасное. – Я знал, я чувствовал, что это не репетиция, что между Ларисой и ее гостем происходит что-то непонятное, но что явно направлено против нее… Он повез ее куда-то, куда она не хотела ехать, и это не в Москве, а в каком-то другом городе…

– Да-да, я тоже слышала, как она говорила, что не хочет туда лететь, что она там никого не знает, – сказала Маша.

– По-моему, это означает, что тот, кто за ней пришел, хотел, чтобы она полетела в другой город, – эти слова принадлежали уже Пузырьку, который, стараясь ни в чем не уступать Сереге, смело шагал за ним следом, шарахаясь то от распростертого на полу мехового воротника, то от раскачивающейся над дверью африканской дьявольской маски.

– Правильно рассуждаешь, Никита, но зачем ему было устраивать в квартире такой погром? Он что-то искал? Но что можно найти в квартире актрисы? Деньги? – Горностаев рассуждал вслух. – Но я не думаю, что у вашей соседки их было так уж много. Насколько мне известно, актерам, как и всем людям искусства, платят мало.

– Я тоже об этом по телевизору слышала… – Маша вдруг почувствовала, что не в силах больше сдерживаться, и расплакалась. – Ведь она же хотела мне что-то сказать, она попросила меня кому-то позвонить, но не успела… Ты помнишь, Сергей?