Читать книгу "Дикий барин - Джон Шемякин"

Я его люблю. Вижу в нем свою будущность.

Еще есть две собаки. Они овчарки, живут во дворе, разнузданны. Раз есть собаки, стало быть, есть у меня и щенки. Рожают мне щенков мои верные сторожихи регулярно, посменно, в строгой очередности. Так что щенков у меня довольно. Вот и сейчас есть. Передвигаются какой-то невнятной стаей, тявкают, кусают друг друга за уши, лезут везде, гадят исключительно коллективно, вдумчиво, формируя причудливые композиции.

Вдалеке есть у меня корова. Корова очень полезная. Я видел ее несколько раз. Она прекрасна. Свидания наши с коровой очень напоминают встречу Штирлица с женой. Я, может, на Штирлица не очень похож, хотя стараюсь. А вот корова и штирлицева жена – просто не отличить. Постоим, помолчим, вздохнем немного виновато.

«Как дела?» – молча спрашивает у меня корова.

«Да нормально все, – отвечаю. – В Лондон вот лечу, – говорю немного расстроенно, – сама-то как?»

«А, хорошо! – по-девичьи неумело врет корова. – Все налаживается, мастит вот вылечили, ты уж извини, что так вышло в прошлый раз…»

Моей корове я с другими коровами не изменяю. Пью только ее молоко, тем более что мастит ей вылечили.

Есть у меня попугай. Мне его подарило мое прежнее градоначальное начальство. Попугай, такое ощущение, это понимает: кто он, а кто я. Попугай молчалив, воспринимает свое бытие у меня в городской квартире как существенное понижение статуса. Похож на выжившего сталинского наркома в хрущевской опале.

Не доверяем мы друг другу, короче. Внутрипартийная борьба, сшибка мнений в толковании «Антидюринга».

Одно время попугай мой надумал рвать из себя перья и ходить голым. Типичный бухаринец. С этой напастью мы справились. Попугая можно стало показывать гостям. А то до обмороков доходило, когда попугай выскакивал из соседней комнаты голый по пояс.

Потом появился волкодав Савелий. Мне принесли его какого-то маленького и опухшего.

Маразматик, параноик и подозреваемый в детском алкоголизме стали пробовать жить у меня, известного эталона нормальности и уравновешенности.

Теперь у меня есть еще котенок. Котенка подобрали у ворот. Котенок женский. Все очень удивлялись такой женской котейной живучести. На улице минус двадцать пять. Хотя, когда котенка внесли, я бы и трех рублей на его благополучное выживание не поставил. Но обошлось. Котенок мордастый. На него все хотят посмотреть, даже щенки полезли было любопытствовать – и огребли.

Теперь, стало быть, у меня и кошки будут.

Господи, Господи, обереги меня еще от опоссумов.

Дрессировка

Моя собака приносит мне каждое утро подарок. Моего кота.

С высоты комода на это смотрит мой попугай.

Когда собака и кот были маленькие, попугай методично терзал их юные души пикированием. Теперь собака и кот выросли, и попугай перешел на осторожный образ жизни: по помещениям передвигается зигзагами, безумными перебежками, ночует в клетке, бдительно орет среди ночи, демонстрируя готовность к сопротивлению. На ноге у попугая цепочка, которую я защелкиваю на клетке при приходе гостей. Гостей мой попугай не жалует. Но и цепочку свою любит и снимать позволяет с трудом. Так и бегает, бряцая кандалами.

Собака приносит мне кота в пасти. Лапы у пса короткие, изящно приносить ежеутреннюю добычу не получается, тем более что кот особо не помогает своей транспортировке в мою спальню. Так, лапами задними иногда подсобит, а чтобы подтащить на себе, чтобы, напрягшись, тянуть за собой хищного пса – нет.

Показав мне подарок, собака ждет похвалы. Вот, мол, извольте видеть, пока вы спали-с, я добычу вам приволок редкостную, видите, диковина какая, котик-с, не каждый на такое способен, замечу. Пес у меня с самомнением.

Добыча тоже таращится на меня и тоже ждет поощрения за труды. Старый актер, перешедший недавно из амплуа первого героя в амплуа благородного старца с рваными ушами. Два раза натурально изображал гибель свою: любит ходить по врачам, псевдопаралитик.

На перформанс прибегает безумным галопом попугай. Этому вообще не очень понятно, что надобно, но быть ему у меня в спальне надо стопроцентно. Летать он не очень любит, но тут совершает над собой усилие, садится у моего изголовья и лезет в ухо. А клюв у него – он гвозди перекусывает, не особенно понежишься.

Просыпаешься, как Робинзон Крузо, моряк из Йорка. Пес с манией величия, каторжанин-попугай и кот – заслуженный деятель искусств. Все требуют жрать.

Жрут, конечно, разное. Но пес подзакусывает еще и кошачьим кормом, попугай утаскивает свои яблоки и бананы на шкаф и там поправляет нервную систему, а кот вымогает у меня тунца, которого ему нельзя.

Выдрессировали они меня прекрасно. Мне бы еще черепаху, двух хорьков и козу. Чтобы уж совсем бесповоротно.

Сделай себе собеседника

Утром проснулся от привычных ласк пса Савелия, рыщущего по этажам в поисках острых наслаждений (а с его лапами это очень непросто – бегать по этажам, поверьте). Проснулся, обтер о пышную перину обслюнявленное лицо и задумался.

Чем хорош мой верный Савелий? Всем.

Во-первых, надень на него красные сапожки и жилетку в блестящую звездочку, дай ему часы с цепочкой, пенсне из проволоки скрути, рыжелую касторовую шляпу ему дай – и получишь прекрасного, тонкого собеседника. Интеллигента. Не трогай его еду, не показывай ему страшную красную утю и включи в ванной свет – все! Это весь райдер Савелия-собеседника! Сиди, беседуй, целуй. Надоест беседовать – открой дверь и кидай мячик. Удобно.

С людьми мячик помогает не всегда.

Тут на днях ко мне заезжал мой бывший студент. Приглашал меня вступить в какое-то интеллектуальное сообщество. Я был готов от тоски и ужаса вазу в окно запустить, не то что мячик…

А было б здорово! Вазу – хренак! Звон! Ваза вылетает и вдребезги об телегу! Каждый черепок ценой в пять жидовских червонцев! Окно венецийское обрушивается вослед! Я к пролому оконному – халат в соусе и совсем разобран, жабо в полнейшем беспорядке, в руке канделябр, бакенбарды – в стороны, дыбом и дымятся! От усов искры – совершеннейшие метеоры по комнатам! Глаза со скрипом вращаются произвольно в различные стороны!

– Сидор! Егорий! Выпущайте Михайлу Васильевича! Будем счас скубента на чепь засаживать в яме! В рекруты его! На персиянскую войну! К графу Паскевичу под абажур! Туда прям его! Засунем, подержим!..

И вон уже Сидор да Егорий с присными из подвала выматывают воротом медведя. Уже в далеком уездном присутствии встрепенулся бодрый капитан-исправник, повинуясь чутью на скорую христианскую муку…

А студентик только сидеть может окаменело с ртом разинутым. Тут тебе, милый, не Москва, тут или жри, или умри!

И не спорь с гостеприимным хозяином про французскую любовь с политикой. Ничего, отслужишь свои двадцать пять годков и пять лет в запасе в крепости отсидишь, вернешься бравым унтером об одной ноге, с рассказами, с семнадцатью ранениями и пулею в усохшей от жары голове. Устрою тебя, не брошу в бурьяне помирать. Станешь, к примеру говоря… да хоть бы и сторожем при бахче станешь, политолог. Трубочку кури в шалашике да кавуны карауль, лысину обтирая фуражечкой. Хорошо, верно?! Не рыдай! Возьми пятачок, не побрезгуй принять в буфете, на станции… Все у тебя еще получится!