Читать книгу "Школа выживания волчицы - Марина Крамер"

– Вам парня надо было брать, – сказал как-то папа, когда Соня и Акела уехали в клуб, а мы с ним остались дома одни. – Ты глянь, как твой паленый увлекся. Жаль, что Соня – девочка.

– Мы не выбирали, если ты помнишь. Мы ее увидели и поняли – она наша. Сашка любит ее не меньше, чем если бы она была мальчиком.

– Да так-то оно так. Но учит девку черт-те чему.

– Ой, прекрати! А ты чему меня учил? Кто меня в секцию стрельбы отвел? Не ты ли? – улыбнулась я, но папа шутку не принял:

– Я, Саня, просто не знал, как тебя воспитывать. Славка с Семкой были пацанами – тут просто вроде. А ты… И когда мать ваша ушла, я растерялся. Что я мог знать об этих ваших бабских тонкостях? А потом увидел, как ты пистолет держишь, и подумал – а чего? Стреляют же бабы в тире. А ты к тому же еще и способная оказалась. Вспомни, как с тобой тренер-то носился!

Еще бы ему было не носиться со мной, когда я в тринадцать лет выполнила норматив на второй взрослый разряд! Рука и глаз у меня были верными, оружие я любила и управляться с ним умела. До сих пор самым желанным подарком для меня остаются не цветы, шубы или бриллианты, а хорошая оптика или новая модель винтовки, хотя мужу, конечно, это не особенно нравится.

Вечером с тренировки вернулись Акела и Соня, и на лице мужа я вдруг заметила тень недовольства.

– Что-то случилось? – спросила я, когда дочь убежала в душ.

– Звонил Карепанов.

У меня что-то ухнуло вниз – фамилию этого опера я буду помнить до смерти, потому что именно из-за него чуть было не сел в тюрьму пару лет назад Акела. Это с его легкой руки моего мужа обвинили в серии убийств только за то, что у него в квартире обнаружилась огромная коллекция старинного самурайского оружия, из которой был похищен меч, ставший орудием убийства несчастных бомжей. Я лезла из шкуры вон, чтобы доказать – Акела не делал этого, не мог в силу разных обстоятельств. Но Карепанов заранее был уверен в том, что человек, исповедующий самурайский кодекс бусидо, не кто иной, как хладнокровный убийца, способный ради проверки остроты меча отсечь голову так называемому неприкасаемому. Мне все-таки удалось доказать, что меч был похищен из квартиры, я даже сумела найти похитителя и предотвратить еще одно убийство, но это едва не стоило жизни и мне, и моей подруге Ольге Паршинцевой. Ольга отделалась испугом, а я потом долго болела, дойдя до нервного истощения. Меч нам вернули, Карепанов приезжал с извинениями, но что это меняет? Разве можно словом «извините» вернуть назад тот месяц, что Акела провел в СИЗО? Или стереть те эмоции, что испытала я, обнаружив в подвале одного из гаражей полку с пятью отрубленными человеческими головами? И вот теперь этот самый Карепанов снова лезет в нашу жизнь.

– Что ему нужно опять?! – враждебно спросила я. – В городе кого-то режут, и ты под подозрением?

– Аля, что за тон? – чуть удивленно поинтересовался муж. – Может, ты сперва выслушаешь, а потом будешь делать выводы?

– Да, прости. – Я поправила пояс-оби своего домашнего кимоно и щелкнула кнопкой чайника. – Рассказывай.

Акела сел напротив меня за стол и сложил руки на столешнице.

– Карепанов ведет дело об убийстве коллекционера и попросил проконсультировать его.

– А почему тебя?

– Потому что в квартире убитого обнаружена коллекция самурайских мечей. Как ты понимаешь, первая ассоциация у Карепанова была со мной.

– Разумеется! Как только в деле появляется самурайский меч, так к делу тут же подшивают Александра Сайгачева, – с сарказмом отозвалась я, насыпая в широкий глиняный чайник зеленый чай из большой жестяной банки.

– По-моему, это вполне логично.

– Слушай, а я и не знала, что в городе еще у кого-то есть коллекция мечей. Думала, что ты уникален, – поддела я, и Акела рассмеялся, поправив кожаный кружок, закрывавший отсутствующий глаз:

– Прости, малышка, я тебя обманул. Есть увлеченные люди. Возможно, Карепанов преувеличил или принял за старинное оружие обычные китайские имитации, каких сейчас в любом магазине пруд пруди. Для этого и зовет – чтобы разобраться, что к чему.

Мне стало немного легче: консультировать и быть обвиняемым – все-таки разные вещи. Акела считался хорошим востоковедом, а в оружии разбирался до мельчайших тонкостей и мог на глаз определить, какому мастеру принадлежит меч и в каком веке он был изготовлен. Коллекции, которая теперь хранилась здесь, в загородном доме, мог позавидовать любой музей мира – там было несколько по-настоящему ценных образцов, существовавших в единственном экземпляре. Процесс уборки в этой комнате превращался у моего мужа в ритуал. Он надевал специальные перчатки, вынимал из шкафа особые салфетки и почти весь день, выделенный для этого, проводил за вытиранием пыли с ножен и катана-какэ. В последнее время к нему частенько присоединялась Соня – сидела рядом, подавала салфетки и внимательно слушала и запоминала все, что рассказывал и показывал отец.

Папа, если заставал их за этим занятием, только хмыкал и крутил у виска пальцем:

– Ты чего девке голову морочишь? Зачем ей это все? Хочешь ты, чтоб по-японски она балакала, – ладно, это хотя бы развитие. Но к оружию-то зачем подпускаешь? А если пальцы обрежет?

Акела невозмутимо пропускал эти колкости мимо ушей, а я в который раз напоминала о собственном детстве, проведенном в стрелковом тире и на разнообразных стрельбищах.

– Не бабы в доме, а сплошные амазонки, – ворчал папа, но в душе, я знаю, был горд тем, что его девочки умеют то, что не всегда доступно даже многим мальчикам. А уж когда Соня однажды при Бесо и дяде Моне показала довольно неплохую для ребенка технику владения деревянным мечом, мой папенька просто расплылся от распиравшего его самодовольства.

– Видали? – гордо поглядывая на приятелей, спросил он. – Настоящая самурайка выросла! – и тут же был наказан за безграмотность собственной внучкой:

– Деда, нет слова «самурайка», есть слово «онна-бугэйся».

– … так твою и разэтак, – констатировал грустно папа под смех Бесо и Мони, – лучше б чему полезному ребенка учили.

Но у нас на этот счет было свое мнение, и мы поступали так, как считали правильным. То есть как «мы» – Сашка. Я, правда, перестала возражать, когда увидела одухотворенное личико дочери, сосредоточенно размахивающей деревянным мечом почти в такт с Акелой. Раз ей нравится – пусть.

Ночью, лежа в постели рядом с мужем, я вспомнила почему-то о Карепанове.

– Саш, а ты когда с опером встречаешься?

– На днях. Он позвонит. А что?

– Да так, предчувствие у меня какое-то нехорошее, – призналась я, поглаживая мужа по груди.

Он только усмехнулся чуть слышно и прижал меня к себе:

– Не бойся, малышка. Со мной ничего не случится, я обещаю.

Как будто от его обещания зависели все те случайности, что происходили в нашей жизни.