Читать книгу "Между жизнью и смертью - Андрей Воронин"

— Нет, послушай… Это я так, на всякий пожарный случай… Мы ведь отъехали от наших друзей из ФСБ всего лишь километров на сто, и оставаться здесь, в этой «тачке», нам долго нельзя. В общем, если что — у меня в правом кармане есть еще «баксы». Плати врачам, медсестрам, денег не жалей. Главное — пусть обработают мне рану, перевяжут и вколют чего-нибудь подбадривающего. Надо сделать все для того, чтобы я был в порядке. Ни при каких обстоятельствах нельзя оставаться здесь. И ни в коем случае нельзя привлекать внимание милиции. Наври что угодно, плати, как я сказал, но чтобы моя фамилия нигде не прозвучала. Ты поняла?

— Конечно, но ты уверен…

— Алинушка, ты же хочешь добра себе и отцу, и мне еще не надоела жизнь. Нам кровь из носу надо успеть хотя бы к полудню быть в Херсоне. Там мы наконец сможем бросить эту машину. Иначе нас засекут и сцапают, как котят.

— Хорошо, я все поняла. Я все сделаю… Но ты держись, Сашенька. Хорошо? Сейчас приедем…

* * *

Низкие серые тучи, казалось, зацепились за крыши домов, нависая над самыми улицами. Мелкий противный дождь шел с самого утра не переставая, затянув Москву грязной тяжелой пеленой.

Площадь с опустевшим постаментом, на котором несколько лет назад грозно возвышался «железный Феликс», и без того достаточно унылая, в этой пелене выглядела еще более мрачной. Котлярову в какой-то момент даже показалось, что площадь, как некий живой организм, генерирует и источает волны безысходной тоски.

Сопротивляться этим волнам не хватало сил, и полковнику Котлярову трудно было поверить, что в этот день в Москве есть люди, способные смеяться и чему-то радоваться.

Он вздрогнул, поймав себя на этой мысли, еще раз суеверно покосился на подножие бывшего памятника и, задернув тяжелые шторы, прошел к столу, сел, включил настольную лампу и в который раз тупо уставился в расшифровку секретного доклада, присланного несколько часов назад из Севастополя.

Бывает же так! Встаешь утром: настроение — у тебя отличное, жена — красавица, дети — умницы. И даже дождя не замечаешь, выбегая из дома и плюхаясь на мягкое сиденье служебной черной «Волги». И в кабинет заходишь веселый, бодрый, быстро просматриваешь утренние бумаги. И с секретаршей мило шутишь, когда она приносит кофе. И даже вид «осиротевшей» площади за окном не угнетает. В общем, «все о'кей!» — как говорят американцы.

А потом ты сидишь в ожидании рапорта и мысленно уже составляешь доклад начальству об успешно проведенной операции. И вот уже почти физически ощущаешь, как благодарно жмет тебе руку генерал, скупо бросая: «В тебе, Степан Петрович, я не ошибся», и обласканный доверием начальства, оправдавший его надежды, ты переселяешься уже в другой кабинет, «покруче», в котором и надлежит сидеть заместителю начальника управления такого уважаемого ведомства, как ФСБ.

Как вдруг приходит шифровка, и ее содержание вмиг переворачивает все с ног на голову. И вот уже площадь — мерзкая, жена — идиотка, вечно надоедающая своими звонками, дети — оболтусы, а ты, полковник Котляров, — бездарь, не способный руководить даже отделом. Какой там заместитель начальника управления, если простейшую операцию завалить сумел!

Котляров аж заскрежетал зубами от ярости.

Да, упустили они похитителей дочки Большакова, позволили им вместе с жертвой выбраться из страны. Виноваты, конечно, непростительно виноваты. Но затем все произошло, как в сказке! Какой-то там безумно влюбленный в эту девчонку бывший спецназовец сделал за них всю работу и сам вместе с девушкой явился в наше консульство в Болгарии.

Ну вот же он! Бери! Пока тепленький…

А этот «тепленький» запросто раскидывает троих лучших оперативников и… исчезает. На служебной «Волге»! Господи! Остается только ждать, когда он с этой барышней появится в Москве, передаст ее на руки папаше, а этот чокнутый ученый, используя свои связи, поднимет такой скандал, что мало никому не покажется. Ладно генерал, — его спровадят на пенсию. А вот полковнику Котлярову такими темпами можно и до пенсии не дотянуть…

Проклятье!

Хуже всего то, что после разговора с генералом от его крика и ругани в голове Котлярова воцарилась такая сумятица, такая мешанина, что ни одна мало-мальски толковая мысль не могла даже зародиться. Степан Петрович с ужасом осознавал, что его подвела и тончайшая интуиция — не подсказала выхода из дурацкой ситуации.

Более того, он вдруг понял, что единственное чувство, которое еще вызывало в нем это пропащее дело, — это чувство… восхищения этим парнем! Как там его? Бондарович. Банда… Эх, если такого «опера» иметь у себя в отделе — горы свернуть можно было бы!

Резкая трель аппарата внутренней связи окончательно сбила размышления Котлярова, и он обреченно снял трубку:

— Слушаю, товарищ генерал-лейтенант!

— Зайди ко мне!

— Есть! — в уже молчавшую трубку ответил полковник…

* * *

— Ну вот, пожалуй, все. Что мог, я сделал, — молодой бородатый врач вытащил шприц из вены Банды и, положив на ранку от иглы смоченную в спирте ватку, старательно заклеил ее пластырем. — Этот препарат должен вас взбодрить, поддержать силы. Но честно говоря…

— Что, доктор, это серьезно? — испуг в голосе Алины был настолько очевиден, что не только Банда, но и врач неловко поежился, избегая тревожного взгляда девушки.

— Перестань, Алина… — начал было Банда, но, слава Богу, бородач поспешил ему на помощь:

— Нет, я этого не сказал. Рана — тьфу, тьфу! — мне нравится. То есть, я хотел сказать, осложнений бояться не стоит, я ее как следует обработал, и если соблюдать элементарные правила…

— Я хорошо знаю, как обходиться с огнестрельными ранениями, — перебил его Банда.

— …Тем лучше. Словом, через две-три недели он будет в полном порядке. Я просто хотел сказать, что большая потеря крови здорово ослабила организм…

— Ну это уж я как-нибудь переживу!.. — снова встрял Банда, но Алина грозно сверкнула в его сторону глазами, заставляя замолчать, и снова обратилась к врачу:

— Продолжайте, пожалуйста.

— Короче, я бы советовал пару деньков отлежаться, поднакопить сил. Неплохо было бы капельницу…

— Ладно, спасибо вам большое, — Банда уже просунул раненую руку в рукав куртки и решительно встал. — Алина, иди к машине, я сейчас.

Когда девушка вышла из приемного покоя, Бондарович, положив руку врачу на плечо, заглянул ему прямо в глаза:

— Слушай, доктор. Я ведь не зря просил тебя не регистрировать меня и никуда не звонить. Я не могу ничего тебе рассказать, но поверь, что это не криминальные разборки. По очень важным причинам я не могу долго оставаться в этом городе, не могу объяснить местной милиции обстоятельства получения ранения. И спасибо тебе за то, что ты все понял.