Читать книгу "Религия для атеистов - Ален де Боттон"

Проблема еще и в том, как нам знакомиться друг с другом. Общественные места, где мы обычно встречаем других людей – пригородные поезда, запруженные толпой тротуары, залы ожидания аэропортов, – словно сговорились показывать сильно упрощенную картину наших личностей, а это снижает и нашу способность осознавать, что каждый человек – сложная и неповторимая индивидуальность. Трудно на что-то надеяться относительно человеческой природы после прогулки по Оксфорд-стрит или ожидания вылета в чикагском аэропорту.

Раньше мы ощущали более тесную связь с нашими соседями потому, что зачастую они становились нашими коллегами. Дом не всегда был безликим общежитием, куда возвращались поздно и откуда уходили рано. Соседи знакомились не потому, что были прекрасными собеседниками, просто им приходилось вместе возить сено или класть школьную крышу. Такие проекты естественным образом способствуют возникновению новых связей. Однако капитализм терпеть не может местной продукции и индивидуального производства. Для него предпочтительнее, чтобы мы вообще не контактировали с соседями, ему ни к чему, чтобы они задерживали нас по дороге в офис или, не дай бог, помешали онлайновой покупке.

В прошлом мы знакомились с другими людьми, потому что нам ничего не оставалось, как обращаться к ним за помощью… и они, соответственно, обращались к нам. Благодеяние было составной частью досовременной жизни. В те дни практически не удавалось избежать ситуаций, когда люди просили денег у малознакомых или сами подавали милостыню бродяге-нищему, – ведь в том мире отсутствовали система здравоохранения, пособия по безработице, муниципальное жилье. И приближение сирого, убогого, бездомного не заставляло прохожих отворачиваться – никто не считал, что эту проблему должно решать какое-нибудь государственное ведомство.

С финансовой точки зрения мы гораздо щедрее, чем наши предки, потому что отдаем чуть ли не половину наших доходов на общественные нужды. Но, по существу, мы этого не осознаем, передавая средства через анонимный институт налогообложения. Если бы мы над этим задумались, то, скорее всего, возмутились бы, что наши деньги используются на содержание ненужных бюрократов или для покупки ракет. Мы редко чувствуем связь с нашими менее удачливыми согражданами, для которых наши налоги оплачивают чистые простыни, суп, крышу над головой и ежедневную дозу инсулина. Ни реципиент, ни донор не видят необходимости сказать «возьмите, пожалуйста» или «благодарю вас». Наши пожертвования не оформляются – в сравнении с христианской эрой – как связующее звено в сложных взаимозависимых отношениях, когда материальные блага достаются получателю, а духовные – донору.

Мечты о встрече с единственным человеком, который избавит нас от необходимости искать общения с человечеством.

Для нас, забившихся в индивидуальные коконы, основным источником, дающим представление о том, каковы другие люди, становятся средства массовой информации, и, как следствие, мы, само собой, ожидаем, что все незнакомцы – убийцы, мошенники и педофилы. Отсюда и стремление доверять только тем считаным индивидуумам, с которыми мы познакомились через прекратившую ныне свое существование семью или по учебе и работе. В тех редких случаях, когда обстоятельствам (бурану, удару молнии) удается вытащить нас из наших герметичных капсул и свести с людьми, которых мы не знаем, нас поражает, что наши сограждане совершенно не стремятся отрубить нам голову или растлевать наших детей, да и вообще они на удивление приятные люди и рады помочь.

Даже став одинокими, мы, разумеется, не утратили надежды на налаживание отношений. В закоулках одиночества современного города нет более почитаемого чувства, чем любовь. Однако это не та любовь, о которой говорит религия, речь не о всеобщем человеческом братстве, эта любовь ревнивая, не выходящая за определенные пределы и крайне неприветливая. Это романтическая любовь, которая отправляет нас на маниакальные поиски одного человека, с которым мы надеемся прожить всю жизнь, такого человека, который избавит нас от необходимости стремиться к общению с человечеством.

На сегодняшний день современное общество предлагает только одну общность, и строится она на восхвалении профессиональных успехов. Мы чувствуем, что уже добрались до ситуации, когда на вечеринке нас прежде всего спрашивают: «А чем вы занимаетесь?» – и наш ответ определяет, ждут ли нас с распростертыми объятиями или к нам тут же повернутся спиной. На этих состязательных, псевдообъединяющих встречах только некоторые из наших достоинств котируются как валюта, на которую можно купить доброжелательность незнакомцев. Наибольший вес имеет то, что написано на наших визитках, и тем, кто решил посвятить жизнь воспитанию детей, сочинению стихов или выращиванию яблоневых садов, ясно дадут понять, что они плывут против течения и, соответственно, заслуживают быть причисленными к маргиналам.

С учетом такого уровня дискриминации неудивительно, что многие ищут компенсации в карьере. Сосредоточиться исключительно на работе, забив практически на все остальное, вполне приемлемая стратегия в мире, где карьерные достижения считаются главными достоинствами, которые не просто обеспечивают материальными средствами, чтобы выживать физически, но и вниманием окружающих, столь нам необходимым, чтобы чувствовать себя комфортно психологически.

3

Религия, похоже, многое знает о нашем одиночестве. Даже если мы ни на грош не верим в то, что нам говорят о загробной жизни и сверхъестественном происхождении религиозных догм, мы не можем не восхищаться свойственным религии глубоким пониманием того, что именно отталкивает нас от незнакомцев, и не оценить ее попытки заставить нас расстаться с парой предрассудков, которые обычно мешают выстраивать нормальные отношения с другими людьми.

Католическая месса, будьте уверены, не идеальная среда для атеиста. Большая часть – оскорбление здравого смысла или просто что-то непонятное. Она тянется очень долго и редко не навевает сон. Тем не менее эта служба полна элементами, которые ненавязчиво укрепляют теплые отношения между собравшимися в храме, и атеистам неплохо бы изучить их и научиться использовать в соответствующих ситуациях в мирской жизни.

Католицизм начинает создавать чувство общности с той самой минуты, как человек заходит в церковь. Выбрав кусок земли, католицизм возводит вокруг него стены и объявляет, что внутри будут править ценности, совершенно не похожие на те, что признаются в окружающем мире, скажем, в офисах, тренажерных залах и гостиных большого города. Любое здание дает своему владельцу возможность трансформировать ожидания гостей и устанавливать правила поведения, желательные для хозяев. В художественной галерее принято молча любоваться полотнами, в ночном клубе – раскачивать поднятые руки в такт музыке. А собор, с его массивными дверями и тремя сотнями каменных ангелов, украшающих стены, дает нам редкую возможность поклониться и поздороваться с незнакомцем, не вызвав мысли, что ты агрессор или сумасшедший. Нам обещают, что здесь (в словах начального приветствия мессы) «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога Отца и общение Святого Духа да будет со всеми вами». Церковь ставит свой весомый авторитет, обретенный за многие столетия, знания и архитектурное великолепие на службу нашего скромного желания открыться чему-то новому.