Читать книгу "Единственный вдох - Люси Кларк"

Они выходят в море, и волны сразу начинают раскачивать лодку. Ева держится за борт, замерзшие пальцы сводит. Не надо думать об этом: если признать, что ноги окоченели и дрожь никак не проходит, тогда придется признать и то, что Джексон подобного не вынесет.

Впереди очертания скалистого утеса, словно окутанного низко стелющимся туманом. Когда они подбираются ближе, рыбак глушит мотор.

– Теперь идем по течению, – перекрикивает он ветер.

Рыбак подносит ей желтую штормовку:

– Держи, надень поверх жилета.

Ткань на ощупь грубая и холодная, длинные рукава царапают потрескавшуюся кожу на внутренней стороне запястий, между перчатками и пальто. Спереди на штормовке огромное пятно крови.

– От рыбы, – объясняет он, проследив за взглядом Евы.

Палуба завалена ловушками для омаров и массивными темными сетями с запутавшимися в них водорослями. На лодке горят огни, однако их света явно недостаточно.

– У вас есть фонарь?

– Ага. – Рыбак поднимает крышку деревянной скамьи и достает прожектор размером с огромное блюдо.

Он подает тяжелый фонарь Еве, и та берет его обеими руками, щелкает выключателем и направляет свет на темное море – такой яркий, что сначала ослепляет.

Рыбак приносит еще один фонарь, поменьше, и тоже начинает осматривать воду. Течение несет их вперед, мрачные волны то становятся на дыбы, попадая в круг света, то снова отступают.

– Часто твой муж рыбачит?

Муж. Никак не привыкнуть к этому приятному слову. Они с Джексоном были женаты чуть меньше десяти месяцев, и при виде его обручального кольца у Евы все еще захватывало дух от счастья.

– Мы живем в Лондоне, так что получается нечасто, но Джексон много рыбачил в детстве. Он из Тасмании.

– Это где такое?

Ева и забыла, что некоторым людям мало известно о Тасмании.

– Остров к юго-востоку от Австралии, через пролив от Мельбурна. Относится к австралийским штатам.

Глядя на чернильного цвета море, Ева представляет: вот Джексон бредет по пляжу, тащит за собой рыболовные снасти. Гудело ли у него в голове после вчерашней выпивки? Думал ли он о ней, уютно свернувшейся в постели, пока шел по берегу? Вспоминал ли, как ночью они занимались любовью? Задумывался ли о том, чтобы вернуться и залезть под теплое одеяло?

Вот Джексон стоит на скалах, окоченевшими пальцами цепляет приманки, потом ставит ведро для улова. Плавным движением забрасывает удочку. «В прибой хорошо клюет, волны бодрят рыбу», – говорил он ей как-то.

Джексон знал свое дело: его отец десять лет занимался ловлей раков, а сам он изучал морскую биологию. В Лондоне, где они живут, работа морских биологов не пользуется спросом, но, по его словам, Джексон получал свою «дозу» побережья каждый раз, когда они приезжали к матери Евы. В Тасмании у него была старая байдарка, и, прицепив к ней сзади удочку, Джексон плавал по пустынным бухтам и заливам. Ева любила слушать истории о том, как он объезжал утесы и дикие берега, ловил рыбу и потом готовил ее на костре.

У борта лодки раздается громкий всплеск, и Ева вскрикивает от изумления.

Фонарь выскользнул из рук, и зловещий желтый свет скрылся в темных водах.

– Нет! Нет…

Хочется достать его, вычерпать воду руками, но свет тонущего фонаря начинает мигать и затем гаснет.

– Простите! Я думала, что достану его, – говорит Ева, глядя за борт лодки. – Теперь ничего не видно. Простите… я…

– Ничего, – по-доброму отзывается рыбак.

Ева крепко прижимает руки к груди; холодным порывом обжигает обветренные губы. Она всматривается в бесконечную тьму.

– Холодное сейчас море? – тихо спрашивает она.

Рыбак со вздохом отвечает:

– Ну, градусов восемь-девять.

– Сколько при такой температуре можно продержаться?

– Трудно сказать. – Он замолкает. – В лучшем случае пару часов.

В наступившей тишине слышно лишь, как поскрипывает лодка и как о борт хлещут волны.

«Он умер, – думает Ева. – Мой муж умер».

Мы провели вместе всего лишь два года, Ева. Так мало.

Я только начинал кое-что подмечать в тебе: что ты шевелишь пальцами на ногах, когда нервничаешь; что ты скорее неряшлива, чем чистоплотна; что сильнее всего у тебя развито обоняние, и ты нюхаешь все новое – книги, платье, упаковку от диска с фильмом.

Недавно я обнаружил, как сильно ты боишься щекотки под коленками – смеешься просто до упаду. И мне нравится, что мои друзья считают тебя рассудительной и прагматичной, когда в действительности ты не можешь выйти из дома, не выполнив обязательную программу – не почистив зубы в туалете или не накрасившись за столом.

Когда мы познакомились и ты внимательно посмотрела на меня своими большими карими глазами, я снова почувствовал себя маленьким мальчиком – радостным, свободным и полным надежд.

Как я уже сказал, Ева, двух лет с тобой было мало. Но это на два года больше, чем я заслужил.

Глава 2

Ева неподвижно сидит на краю постели, уставившись на телефон. Все еще в пижаме, хотя, похоже, скоро опять вечер. Постоянно заглядывает мать, предлагая чем-нибудь заняться. «Прими душ». «Пойди прогуляйся». «Позвони Кейли». Но все кажется настолько бессмысленным, что Ева не отвечает и вообще не выходит из своей комнаты. Ждет, когда вернется Джексон, поцелует ее в губы и скажет с замечательным мелодичным акцентом: «Не переживай, милая. Я с тобой».

Прошло четыре дня. В береговой охране сообщают, что из-за сильного северо-восточного ветра тело может вынести на берег дальше, в районе Лайм-Реджиса или Плимута. Но она не готова думать о нем как о теле – о теле своего мужа… Красную шерстяную шапочку, которая была на Джексоне, нашли. Ее, запечатанную в прозрачный пластиковый пакет, с виноватым видом отдала Еве женщина-полицейский. Изнутри на полиэтилене образовался конденсат, будто шапка надышала.

Внизу слышны тихие голоса: мать с кем-то здоровается. Говорят про Еву, а потом про Джексона. Кто-то шепчет: «Трагедия».

Не перестают приходить люди. Странно, что смерть так похожа на рождение: несут открытки, в каждой комнате благоухают букеты, в холодильнике – гора пластиковых контейнеров с едой. А еще приглушенные голоса, бессонница и осознание того, что жизнь никогда не будет прежней.

Моргнув, Ева внимательно смотрит на телефон. Надо поговорить с Дирком, отцом Джексона; о случившемся ему сообщила полиция, а не Ева, и она чувствует себя виноватой. Ей просто не по силам было ему позвонить, подобрать слова.