Читать книгу "Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору - Игорь Симбирцев"

После 1922 года систематизировать этот аппарат, который чекисты первого призыва, как видим, совсем не стеснялись прямо именовать карательным, нужно было еще больше, поскольку сметать кровавыми бессистемными эпизодами вместе с врагами друзей без конца было невозможно, понемногу очередную волну «бессистемных эпизодов» и массовое «сметание друзей» отложили на конец 30-х годов.

Начиная с 1922 года внутри ГПУ идет постоянная подгонка новых методов и шлифовка новой системы работы, пригодной для спецслужбы новой социалистической державы. С этого года раз за разом руководство ГПУ рассылало на места в свои отделения директивы, призывающие все больший упор делать на оперативную деятельность и секретное осведомление, в 20-х годах понемногу ГПУ начинало опутывать страну паутиной тайной агентуры, так пригодившейся затем этой службе в годы сталинского террора.

И никак не могли в этой перестройке системы советской госбезопасности обойти вопрос укрепления своих рядов и усиления дисциплины среди чекистов, местами сильно разболтанной в годы хаоса, тотального террора и всевластия чекистов на местах в условиях войны. Тогда, как мы знаем, если за злоупотребления полномочиями для личной выгоды сотрудника ЧК еще могли примерно наказать, вплоть до расстрела, то наказаний за излишнюю жестокость при «красном терроре» практически не было, на эти злоупотребления смотрели лишь как на издержки яростного борца с контрреволюцией. Зато яростно карали тех, кто чекистский мандат решался использовать для откровенного криминала.

Известно, что первым расстрелянным ЧК в упрощенном порядке без судебной процедуры был налетчик Эболи, осмелившийся при своих бандитских налетах использовать поддельный мандат чекиста – такой дискредитации своей молодой спецслужбы люди Дзержинского простить не смогли. Вместе с Эболи 26 января 1918 года жертвами первого расстрела ЧК в особом порядке стали несколько членов его банды, включая любовницу и соратницу главаря по фамилии Бритт.

И в дальнейшем смычка чекиста любого уровня с чистым криминалом и жажда наживы взамен деятельного участия в революционном терроре считались в ЧК серьезным преступлением и карались очень жестоко. Это можно сказать и о знаменитом питерском налетчике Леньке Пантелееве. Рассказывая о ликвидации его после долгого розыска чекистами, в советской литературе и кинематографе «забывали» упоминать, что поначалу лихой налетчик Пантелеев (настоящая фамилия его Пантелкин) был сотрудником ЧК. Молодого красноармейца Леню Пантелкина после боев за красный Питер с Юденичем взяли на службу сначала в Псковскую, а затем и в Петроградскую ЧК, откуда в 1921 году изгнали за связь с криминалом и за то же самое крышевание торговцев краденым. И здесь началась драматичная история налетчика Леньки Пантелеева по кличке Фартовый, со своей бандой наводившего ужас на Петроград начала 20-х годов, грабя и убивая вошедших тогда во вкус красивой жизни нэпманов.

Банда Пантелеева так разгулялась тогда в бывшей столице и приобрела такую известность даже за ее пределами, что ГПУ с 1922 года вынуждено было создать особую оперативную группу по поиску бывшего коллеги по ВЧК. Эта чекистская группа, правда, не только совместно с сотрудниками уголовного розыска искала неуловимого Леньку, но и взялась контролировать работавшую с ней параллельно бригаду Петроградского УГРО. Так допросами в штабе питерского ГПУ на Гороховой терроризировали начальника милицейской бригады по розыску Пантелеева Павла Барзая, который пришел в угрозыск из царской сыскной полиции и уже за одно это подозревался чекистами в покровительстве «контре», хотя в том же году Барзай во время одной из попыток задержать неуловимого Леньку и его подельников в центре Петрограда был застрелен бандитами.

Только в 1923 году после серии дерзких налетов и побегов прямо из-под носа искавшей его чекистско-милицейской бригады Ленька Пантелеев попал в засаду этой спецгруппы ГПУ на квартире у одной из своих любовниц. В перестрелке пуля молодого чекиста Брусько прямо в сердце сразила знаменитого налетчика. Чтобы пресечь слухи об очередном воскресении Фартового, чекисты пошли на оригинальный шаг: отрезанную голову Пантелеева выставили в заспиртованной банке в витрине одного из магазинов на Невском проспекте, так жандармы из царских спецслужб иногда поступали для опознания убитых эсеровских террористов прохожими.

Вся эта история, в которой ГПУ тщательно старалось утаить прошлую принадлежность бандита Пантелеева к своему ведомству, и породила в истории оригинальную версию: что изначально Пантелеев был внедрен ЧК в качестве своего секретного агента в воровской мир Питера, а только потом в операции произошел сбой и чекист стал в качестве дерзкого налетчика играть сам за себя. Уж очень подозрительным выглядел дерзкий побег Леньки в 1922 году после первого ареста прямо из питерского изолятора Кресты, откуда до него никто не сумел бежать, как нестандартна и вообще ситуация с созданием ГПУ спецбригады по розыску именно уголовного бандита.

И в исторической литературе о ЧК времен Гражданской войны, и в мемуарах самих чекистов первого призыва есть много примеров, когда проявившего излишнюю жестокость (что было непросто в общем вале жестокости той ВЧК, нужно было быть ультрафанатиком, безумцем или откровенным садистом) нельзя было дольше держать в рядах ЧК, и этого деятеля либо переводили на другую советскую работу, либо отправляли проявлять свой фанатизм в ряды воюющей Красной армии. В одной из советских книг о шефе советского ГПУ Вячеславе Менжинском (Барышев М.И. Особые полномочия. М., 1976) мне встретился пример такого «наказания» обезумевшего деятеля в кожанке, выявлявшего врагов советской власти методом собственного изобретения – «через кухню». Он при обыске сразу врывался на кухню к подозреваемому, и если в кастрюле варилось мясо, то объявлял обреченного «контрой» со всеми печальными для того последствиями, поскольку «наши-то люди на осьмушке хлеба сидят». Интеллигентный Менжинский «кухонного теоретика» не одобрил, места в ЧК для него не видел, пожурил за излишнее рвение и отправил из чекистов в Красную армию командовать конным эскадроном. После чего рассказал о своем мудром решении Дзержинскому, и тот своего ближайшего помощника одобрил – мол, ЧК этот чудак мог дискредитировать, а в коннице ему самое место рубить врагов социализма. О том, что подчиненный им маньяк уже явно наворотил за собой много трупов невинных обывателей, вожди ВЧК – ГПУ не говорили.

За перебор в репрессиях в той ЧК сурово не наказывали, даже для изгнания из этой службы нужно было «отличиться» чем-то особо диким. Даже если питерский чекист Яков Меклер получил от своих кличку Мясник за методы работы с арестованными, даже если его сами чекисты начали сторониться – перевели тихо из ГПУ на другую работу, и все. Даже если одного из ближайших приближенных Дзержинского Лациса, добровольного взявшего на себя обязанности самодеятельного пресс-секретаря ВЧК и толкователя политики «красного террора» в прессе, сам Ленин вынужден был одернуть публично и письменно за произнесение «кровожадных нелепостей» (когда Лацис написал в редактируемом им журнале «Красный террор», что не нужно чекистам вообще искать доказательств чьей-то вины, а расстреливать нужно только по классовому принципу) – того лишь отправили руководить ЧК на Украину.

В спецслужбе мирного времени такой подход уже был неприменим, пришлось срочно менять меру ответственности. Поначалу объявили кампанию по борьбе с «партизанщиной» в ГПУ по этому поводу, затем решили, что термин бросает тень на партизан Гражданской, и тогда придумали определение «красный бандитизм» – специально для неуправляемых или слишком фанатичных идейно деятелей в кожанках. Многие видные начальники тогдашнего ГПУ посчитали даже такую мягкую чистку ущемлением прав их родной спецслужбы. Тогдашний один из заместителей Дзержинского в ГПУ Ягода писал, что изгнанные чекисты становятся в среде обывателей «отверженными» за свою прошлую службу и власть сама толкает таких людей в «красный бандитизм». Но такие протесты тогда уже не возымели действия – спецслужбу просто необходимо было чистить от откровенных палачей и радикалов ввиду перехода к мирной жизни и политике НЭПа в стране.