Читать книгу "Перемирие между СССР и Третьим Рейхом, или "Мценская инициатива" Сталина - Анатолий Максимов"

На этом пути длиной в полтора десятка лет работа над историей разведки не раз приносила личные открытия, которые согревали душу своей полезностью в оценке особенностей событий из разных периодов существования Государства Российского. На этом фоне значимым явлением стала попытка проникновения в глубины жизни разведки в годы Великой Отечественной войны, в один из наиболее трагических периодов нашей истории.

Когда готовилась рукопись по тысячелетней истории российской разведки, не так-то легко было решиться выйти в свет с новой трактовкой истории русской, российской и советской разведки. И все же, почему нужно высказаться и обосновать новое видение жизни отечественной разведки под углом зрения: история разведки госбезопасности в свете становления ее мастерства в Х – ХХ веках?

Как это случается, активная профессиональная работа заканчивается, и тогда встает вопрос о месте приложения накопившегося опыта сотрудником спецслужбы в новых условиях. Довольно часто профессионала в чем-либо судьба приводит на преподавательское поприще. Цепочка занятостей «профи – преподаватель – занятие историей» выглядит естественной связью поколений на службе Отечеству. На определенном этапе трудовой жизни профессионал становится частью истории службы – крохотной каплей либо искрой?! В чем связь? Во времени – через людей. А в разведке – через разведчиков, агентов, операции. А это – факты, эпизоды, события…

Судьба преподавателя привела автора к работе с историей разведки далеко не случайно. Он пришел на службу во флот в начале пятидесятых и позднее в органы госбезопасности. В начале тревожных девяностых произошла встреча двух поколений, которая определила окунание автора не только в атмосферу истории разведки, но в тысячелетнюю историю Государства Российского. В конечном счете появились рукописи, последняя из которых – о разведке на войне.

Именно – «через людей»… На стыке двух столетий – ХIХ и ХХ – русский историк Дмитрий Харитонович так оценил роль людей в истории:

«В реальности существуют люди… Нет политической истории, есть история людей. Нет экономической истории, есть история людей, что-то производящих и обменивающих. Нет истории городов, есть история горожан…».

И в рукописи о разведке на войне затронуты судьбы более шестидесяти разведчиков в свете их профессиональной полезности интересам Отечества. И кто-то из них оказался доверенным первого лица в государстве – Сталина – в его тайном контакте с германской стороной… в переломный момент после успешной Битвы за Москву?!

Благодаря встрече в это время с неординарной личностью Старого Чекиста-Разведчика, автор встал на тропу поиска нетрадиционных взглядов на мастерство разведки советской госбезопасности. А углубление в историю страны военного периода подвигло автора взглянуть на ее работу в рамках «война как фон работы разведки в тесном контакте с усилиями дипломатии в помощь военным действиям».

Во-первых, автор исходит из положения, что Советский Союз – это один из периодов существования Государства Российского с его убедительной историей становления в Великую Державу: от Руси и России до Российской империи и Советской России.

Во-вторых, истоки Второй мировой войны зародились после окончания Первой мировой, и советская сторона отслеживала, вскрывала и противостояла ее подготовке и участию в ней Запада на всем предвоенном пространстве, в канун германской агрессии и в ходе ее отражения.

В-третьих, предлагается рассматривать деятельность советской стороны и ее разведки в военные годы через призму нескольких общих, но устойчивых признаков, характерных для оценки степени помощи в организации военных действий на советско-германском фронте и отношений с союзниками по антигитлеровской коалиции.

В-четвертых, автор заостряет внимание на «триаде» событий – провале германского «блицкрига», поражении немцев под Москвой как факторе «первого реванша» в Мировой войне и загадочных «переговорах» с Германией о перемирии в начале сорок второго года.

Анализируя «триаду» событий, автор пытается показать, что в контактах советской стороны с германской решалась задача с целью укрепления антигитлеровской коалиции и придания ей необратимого характера в условиях последующих событий по ликвидации фашистского государства.

Именно такой подход позволил широко обсудить со Старым Разведчиком военную составляющую диады «война и разведка».

* * *

…Одним из первых электропоездов я доехал до платформы «Сенеж», что по ленинградскому направлению. Через полминуты ноги уже сами несли меня по залитой утренним солнцем песчаной проселочной дороге к белевшим крышами в километре от станции дачными участкам.

Дорога бежала чуть вниз вдоль кромки леса и делала на своем пути два поворота, от одного из которых открывалась даль пшеничного поля, упиравшегося в лесной массив с прожилками березовых и сосновых стволов. В глубине поля, в его дальнем углу, чуть-чуть виднелся неровной конфигурацией крыши дом, приземисто сидевшего на земле. Его украшала массивная кирпичная труба.

Уже не раз этот дом властно привлекал своей одинокой таинственностью. И потому думалось, что необычность положения дома, вернее всего, несет в себе и необычную судьбу и его появления, и его обитателей, рискнувших хотя бы ненамного оторваться от «цивилизованного мира шести соток».

И вот однажды я оказался у ворот этого привлекательного дома. Затем была мимолетная сценка общения незнакомых друг другу людей, которая за считанные секунды настроила их на волну доброго душевного спокойствия. И как-то само собой хозяин – Старик увлек меня к грубо сработанной бревенчатой избе, к резному крыльцу.

Присмотревшись, я узрел перед собой крепко скроенного, среднего роста, с весьма легкой для его лет походкой и скупыми жестами, уверенного в себе человека. Его просторная одежда, как я теперь обратил внимание, – хорошо простиранная роба флотского покроя – выцвела почти до белизны, и лишь местами просматривался ее первоначальный синий цвет.

«Ого, – подумал я, – парень-то из флотских». И сразу же пришло в голову: уж не моя ли тельняшка так расположила его ко мне? Как стало ясно позднее – и она тоже.

Поле бугром уходило в сторону наших дач, за которыми гребенками перемежались с полями колки березовых рощ. И над всем этим – низко сидящее солнце, уже не такое жаркое и яркое. И густая тишина, не нарушаемая даже уходящими в сон птицами.

И вот мы у резного крыльца. Старик жестом пригласил присесть на ступени, которые были до блеска вымыты, как говорят во флоте: «надраены торцом с песком».

– Уж не по-флотски ли вы драите палубу своего «корабля-избы»?

– Точно. С песочком… – охотно откликнулся Старик. – Это у меня еще с флотской службы… лет сто назад.

Так, двумя-тремя вопросами, опираясь лишь на три синие полоски моей тельняшки в вырезе ковбойки, Старик пригласил меня к разговору о моем и затем о его прошлом. Это был наш русский человек с его добрым отношением к людям и, как я понял позднее, добросовестным отношением к делу, за какое бы он ни брался. Смеркалось, а уходить не хотелось. Два далеко не молодых человека думали каждый свою думу. Мне представлялось, что вот так он, возможно, привечает прохожих, а может, и нет. Но его искренность в общении и сиюминутная доброта говорили о чем-то неординарном в этом явно сильном характере, особенности души которого хранились где-то глубоко и потаенно.