Читать книгу "Неистовый узник - Александр Тамоников"

Николай побледнел, опять втянул голову в плечи, однако решительно замотал головой.

– Нет, товарищи офицеры, не хочу… Во всяком случае, пока не хочу. Тошнит от армии, не могу больше. Гражданка снится, мочи нет. Дом родной каждую ночь вижу. Он же здесь, рядом, на улице Связистов… Надеюсь, там все в порядке, сад, конечно, зарос, но это не страшно. У отца добротный дом, дворовые постройки, в гараже нормальная «Нива» трехлетней давности… если не угнали, конечно. Небольшой ремонт – и будет ездить. Хочу перевозками заняться, таксовать, грузы возить, не хочу больше служить. Гражданскую жизнь собираюсь начать… если не расстреляете.

Последняя фраза вызвала невольные улыбки. Даже самое отъявленное зверье, попавшееся в аркан, не расстреливали, отправляли к контрразведчикам в Донецк.

– Не хочешь воевать – это нормально, – как-то неопределенно пробормотал комбат. – А чего от своих бежал с такой помпой? Всех на уши поставил. И еще неизвестно, как через Канюку переправился.

– Да нормально переправился, по мосту, – пожал плечами дезертир. – Машина была приписана к нашему подразделению. Хлопцы в караул ушли, а я в наряде остался. Как молния в голове – ведь не будет другого шанса! Сказал дневальным, что дежурный по батальону вызывает, сам в машину – и вперед. На мосту тоже наши парни стояли – пропустили, они меня в лицо знают. А перед блокпостом пришлось разогнаться, чтобы шлагбаум пробить, народ и всполошился. Стали орать, в воздух палить, а когда я снес эту хрень – по мне давай шмалять. Чуть не подстрелили, ей-богу – машину занесло, на триста шестьдесят крутануло… Как-то выпутался, я хороший водитель.

– Таксовать, говоришь, собрался, – усмехнулся Караба и вопросительно глянул на Илью Ткача. Тот пожал плечами – вроде нормально. – Ну что ж, парень, потаксуешь еще, потаксуешь. Только, знаешь, народ в нашей местности не очень-то богат, так что таксу задирать не рекомендую. Благотворительностью занимайся – бабушек вози за спасибо. Зато свобода тебе полная – хочешь, за рубли вози, хочешь, за гривны или за валюту. Подъемные, извини, дать не можем, не тот случай. Но ничего, не пропадешь, имея свой дом…

– Вы отпускаете меня? – В глазах дезертира блеснула надежда.

– Ага, потом догоним и еще отпустим, – засмеялся комбат. – Эй, охрана! – рявкнул он. – В камеру задержанного!

– Подождите, – опешил Калаченко. – Как же так? Вы же сами сказали…

– Парень, не тупи, – поморщился контрразведчик Гнышев, – ты вроде не впервые замужем. Расстреливать, так и быть, не будем, кончилось то время. Не думаешь же, что мы сейчас расплачемся и сразу тебе поверим? Посидишь пару дней на шконке, не облезешь. А мы пока проверим, правду ли ты говоришь. Вставай, топай в камеру. – Он покосился на дюжего молодца с автоматом, явившегося по зову комбата. – Кормежка и прогулки на общих основаниях.

Николай вздохнул, сделал скорбное лицо и поднялся. Илья посторонился, освобождая дорогу.

Проверка не выявила ничего подозрительного. Этот парень действительно служил в озвученной части, ничем преступным себя не запятнал. Родился и вырос в Краснодоле (нашлись люди, его вспомнившие), по указанному адресу находился дом с заколоченными ставнями, по уши заросший крапивой. Были перехвачены радиопереговоры силовиков. Да, все верно, из части сбежал военнослужащий, попытки пресечь бегство к успеху не привели. Машину, снесшую кладбищенскую ограду, под прикрытием бронетранспортера отбуксировали на блокпост (ополченцы при этом не стреляли, но обкладывали силовиков по полной программе, и те не оставались в долгу). Какой-то майор грозился наказать какого-то капитана, тот в ответ лебезил и зарекался, что больше такого не повторится. Агентура доложила, что за день до побега у фигуранта и пары сослуживцев (некие Моргун и Драчевский) была увольнительная, которую хлопцы провели весьма содержательно. Баня, выпивка, девочки. Ничто не предвещало «несчастья». А утром в голове у похмельного сержанта вдруг что-то переклинило, тоска взыграла…

– Выходи, боец несокрушимой и легендарной украинской армии, будь она трижды неладна, – проворчал Илья, распахивая тюремную решетку. – Считай, прошел предварительную проверку. Мне поручено сопроводить тебя до отчего дома и сдать с рук на руки домашним привидениям. Старший лейтенант Илья Ткач, взвод специальной разведки, – небрежно козырнул он двумя пальцами на польский лад.

– А я уже не верил… – облегченно вздохнул Николай, скидывая ноги с тюремных нар.

– Такая вот неожиданная концовка у твоей военной эпопеи.

Взводу специальной разведки недавно выдали пару небольших, но маневренных джипов «Субару» (оба 92-го года выпуска). На одном из них Илья и заехал в бывший отдел СБУ, чтобы подбросить Калаченко. Рабочий день закончился, позвонил капитан Гнышев, неохотно признался, что парень чист, можно выпускать. «Если хочешь, присмотрись к нему, старлей. Парень реально владеет информацией о воинстве «укропов», вдруг поможет в твоем нелегком деле?» Илья довез Калаченко до улицы Связистов, утонувшей в зелени «плодово-ягодного» хозяйства. Улица на восточной окраине Краснодола начиналась от заброшенного клуба Авиастроителей и тянулась до выезда из города – последним сооружением на ней была центральная газораспределительная станция, питающая город из магистрального газопровода, проходящего восточнее.

– Приехали, приятель, – объявил Илья, останавливая машину у рослого забора из профилированного листа. За оградой просматривался массивный двухэтажный дом. – На свободу с чистой совестью, как говорится. Чистая совесть-то?

– Да вроде не грязная… – пробормотал Николай. Илья заметил, как он начал волноваться, едва въехали на улицу Связистов, кусал губы, гримасничал, вертел головой, как сыч. А когда остановились у забора, парень едва дышал от волнения, предчувствуя встречу с родным домом.

– Не гони, приятель, – вник в его терзания Илья. – Посиди минутку, отдышись, я не спешу. Солидный у тебя домина.

– Не знаю, в каком он состоянии, – выдохнул Николай. – Мать говорила, что все в порядке было, ставни закрыла, забила гвоздями. Его отец когда-то строил – я еще маленький был… ну, как маленький – в школе учился. – Он невольно заулыбался, вспоминая безвозвратно ушедшие юные годы. – Батя своими руками колотил, только друзья иногда помогали, да я еще под ногами путался… Хата справная, просторная, в два кирпича толщиной, два этажа, над ними летняя мансарда, погреб под домом. На задворках баня, дровяники, гараж – второй под домом. Живи да радуйся, кабы не война проклятая… Этот забор бате из Днепра фурами возили – специально заказывал. С трех сторон его воткнул – с фасада, справа и на тыльной стороне – она на пруд выходит. Только слева сетку-рабицу натянул, чтобы от соседей сильно не отгораживаться. Дружил батяня с Куликами. – Николай кивнул на обветшалую деревянную ограду слева от владений Калаченко. – Там тоже все заброшено и запущено. Они и так небогато жили, домик небольшой, холодный – топили печь постоянно, туалет на улице, банька крохотная, машины и вовсе не было. Маманя сказывала, что Кулики в Россию подались – к старшему сыну, он то ли в Воронеже, то ли в Ставрополе обитает… Ладно, спасибо вам, что подбросили. Пойду я, буду жить да поживать…