Читать книгу "Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс"

Когда историк берется писать о войне спустя без малого семь десятилетий после ее окончания, он может надеяться в лучшем случае передать свой личный взгляд, но никак не воссоздать точную и всеохватывающую картину величайшего и ужаснейшего события, которое и поныне внушает исследователям страх и трепет и смиренное чувство благодарности за то, что мы от подобного избавлены. В 1920 г., когда полковник Чарльз Репингтон, военный корреспондент Daily Telegraph, опубликовал ставшую бестселлером повесть о только что завершившемся конфликте, многие сочли зловещим и бестактным название «Первая мировая война», ведь оно предполагало дальнейшую нумерацию. Назвать эту книгу «Последняя мировая война» значило бы искушать судьбу, хотя по крайней мере есть безусловная уверенность в том, что никогда более миллионы вооруженных людей не сойдутся в сражениях на полях Европы, как это было в 1939–1945 гг. Конфликты грядущего будут проходить в ином формате, и я позволю себе, не будучи оптимистом, все же предположить, что они будут не столь ужасны.

Макс Хейстингс

Чилтон Фолиат (Беркшир) и Камоги (Кения), июнь 2011 г.

1. Преданная Польша

Хотя Адольф Гитлер был решительно настроен на войну, вторжение в Польшу в 1939 г. не предвещало с неизбежностью глобальный конфликт – не более чем убийство австрийского эрцгерцога Фердинанда в 1914 г. У Британии и Франции недоставало и воли, и ресурсов, чтобы на деле добиться выполнения гарантий безопасности, предоставленных в свое время полякам. Эти страны объявили Германии войну, однако то была пустая жестикуляция, и даже среди противников нацизма многие считали эту декларацию глупой, ибо ее невозможно было осуществить на деле. Для всех, кто вступил в эту войну на стороне поляков, за исключением самих поляков, события разворачивались чрезвычайно медленно, и лишь на третьем году тотальная смерть и разрушение достигли пика и бушевали вплоть до 1945 г. Даже Третий рейх поначалу не был готов к борьбе не на жизнь, а на смерть между самыми могущественными государствами мира.

Летом 1939 г. огромный интерес в Польше вызвал роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» – повесть о Гражданской войне и гибели старого уклада на американском Юге. «Мне эта книга показалась пророческой»1, – писала одна из польских читательниц Рула Лангер. Ее соотечественники ощущали неотвратимо надвигавшееся столкновение с Германией: Гитлер откровенно заявлял о своем намерении захватить Польшу. Поляки, неистовые патриоты, реагировали на эту угрозу так же, как обреченные на гибель юные конфедераты образца 1861 г. «Как все мы, я верил в хеппи-энд, – вспоминал бывший летчик-истребитель. – Мы хотели сражаться, нас возбуждала мысль о борьбе, чем раньше, тем лучше. Мы не верили, что с нами может случиться настоящая беда»2. Когда лейтенант запаса Ян Карский (ему предстояло служить в артиллерии) получил 24 августа мобилизационное предписание, сестра отсоветовала ему брать с собой теплую одежду. «Ты же не в Сибирь отправляешься, – заметила она. – Месяца не пройдет, как ты снова явишься к нам»3.

Поляки дали волю своей безудержной склонности к фантазии и хвастовству. Они весело болтали в кафе и барах Варшавы – города, чья барочная красота и два десятка театров позволили полякам провозгласить свою столицу Парижем Восточной Европы. Репортер The New York Times писал: «Послушать, о чем тут люди болтают, вообразишь, что великая индустриальная держава не Германия, а Польша»4. Министр иностранных дел Италии и по совместительству зять Муссолини граф Галеаццо Чиано предупреждал польского посла в Риме, что, воспротивившись территориальным претензиям Гитлера, его страна обречет себя на борьбу в одиночестве и «вскоре превратится в груду развалин»5. Посол напрямую не спорил, но выразил расплывчатую надежду на «какой-нибудь счастливый случай», который добавит его стране сил. В Британии принадлежавшие лорду Бивербруку газеты осуждали польский гонор перед лицом гитлеровской угрозы как «провокационный».

Тридцатимиллионный народ, в составе которого насчитывалось без малого миллион этнических немцев, 5 млн украинцев и 3 млн евреев, прожил в границах, установленных Версальским договором, всего 20 лет. В 1919–1921 гг. Польше пришлось отражать большевистский поход, чтобы утвердить свою независимость после полуторавекового владычества России. К 1939 г. в стране установилось правление военной хунты. В оправдание режима историк Норман Дэвис пишет: «Трудности и несправедливость в Польше, конечно, отмечались, но не было массового голода и массовых убийств, как в России, не применялись бесчеловечные методы фашизма или сталинизма»6. Наиболее уродливым проявлением польского национализма стал антисемитизм, выразившийся в том числе в процентной норме для поступавших в университет евреев. С точки зрения как Берлина, так и Москвы Польша возникла в результате навязанного Антантой передела мира и не имела ни малейшего права на существование. В секретном протоколе к Пакту Молотова – Риббентропа, подписанному 23 августа 1939 г., Гитлер и Сталин договорились разделить Польшу и уничтожить ее суверенитет. Поляки же, хотя и считали Россию своим историческим врагом, понятия не имели об этих планах Советского Союза и беспокоились только о германской угрозе. Они понимали, что плохо экипированная польская армия не сможет противостоять вермахту, и возлагали все надежды на поддержку англичан и французов: второй фронт на Западе расколол бы силы немцев. «Учитывая безнадежное военное положение Польши, – писал посол этой страны в Лондоне граф Эдвард Рачинский, – я прежде всего хотел убедиться, что мы не окажемся вовлечены в войну с Германией, не обеспечив себе неотложную помощь союзников»7.

В марте 1939 г. Британия и Франция предоставили гарантии, которые затем были оформлены как союзнический договор: если Германия нападет на Польшу, они вступят в войну. Если эта беда случится, сулила военному руководству Варшавы Франция, французская армия будет мобилизована и не позднее чем через тринадцать дней атакует гитлеровскую линию Зигфрида. Британия, со своей стороны, обещала сразу же начать бомбардировку Германии. С удивительным цинизмом давались подобные обещания, ведь ни та, ни другая страна не собиралась выполнять свои обязательства: им хотелось лишь отпугнуть Гитлера, а не помогать на деле Польше. То были телодвижения безо всякой реальной сути, но поляки хотели им верить.

Пусть Сталин и не участвовал в военных акциях Гитлера, подписанная в Москве сделка с Берлином позволила и Советскому Союзу извлечь выгоду из нацистской агрессии. С 23 августа мир наблюдал, как Третий рейх и СССР действуют заодно – два близнеца, два лика тоталитаризма. Поскольку, когда глобальное противостояние в 1945 г. завершилось, Россия находилась в лагере союзников, некоторые историки приняли послевоенную советскую концепцию, согласно которой до 1941 г. СССР оставался нейтральной державой. Это неверно. Сталин боялся Гитлера и понимал, что рано или поздно столкновения с ним не избежать, но в 1939 г. он принял историческое решение поддержать германскую агрессию в обмен на предложенное нацистами расширение территории Советского Союза. Какие бы извинения ни изобретал впоследствии советский руководитель, пусть его войска никогда не сражались бок о бок с вермахтом, советско-германский договор положил начало сотрудничеству, которое продолжалось, пока Гитлер не обнаружил своих истинных намерений, приступив к операции Barbarossa.